– Ведьма, – задохнулся он.

– Войди в меня, – сказала она, садясь на него верхом. Он выгнулся, пытаясь освободиться, но она не позволила, только двигала бедрами, чтобы он глубже проник в нее. Она положила его руки себе на грудь, закрыла глаза и упивалась остротой ощущений, вызванных такой позой. Он ласкал ее сквозь одежду, гладил большим пальцем соски, пытая их ногтями.

– Послужи мне, – пробормотала она.

Аллегрето запустил руки ей под юбки, обхватил бедра, тянул ее на себя, выгибаясь навстречу. Она скакала на нем, пока он резко не вскинул ноги и не вошел так глубоко, что взорвался одновременно с ее криком экстаза.

Он быстро перевернулся, подмял ее под себя. Теперь он был сверху и продолжал служить ей без всякой пощады, как и она не щадила его. Наконец оба замерли в изнеможении, и он уронил голову ей на плечо.

Елена крепко прижимала его к себе, как будто хотела навеки удержать его. Она испугалась, когда он приподнялся.

– Видишь, я не могу быть рядом с тобой. – Он нежно поцеловал ее в лоб.

– Я вижу, что ты лжешь, говоря мне о любви. Что ты используешь меня, а затем спокойно уходишь, как любовник от проститутки.

– Нет.

– Как же нет? Я грешу, как последняя шлюха, чтобы лежать с тобой, что мы сейчас и делали.

– Тогда иди покайся. – Он сел и привалился к стене.

Елена опустила юбки и бросила на него яростный взгляд.

– Только вместе с тобой. Я ждала тебя.

Аллегрето нахмурился:

– Неужели все это время ты держала свое бессмысленное обещание?

– Все это время. Такая вот я дура.

– Ты не исповедовалась с тех пор, как мы были здесь? Почти два года!

– Я погрязла в смертном грехе, – безжалостно сказала она. – Надеюсь увидеть тебя в другой жизни, если ты стремишься уйти от меня в этой. И это будут не небеса.

Аллегрето положил руки ей на плечи.

– Такими вещами не шутят. Иди в церковь и сделай это сейчас.

– С удовольствием! Если сначала это сделаешь ты. Священник тут добрый. Если ты поговоришь с ним...

Он быстро отступил к стене и, откинув голову, тихо засмеялся.

– Аллегрето... однажды ты спросил меня, пощадила бы я собственную душу ценой того, что люблю. – Он посмотрел на нее, и она вскинула подбородок. – Тогда я не знала ответа. Теперь знаю. Я рискну вечностью ради тебя. А что ты для меня сделаешь? – тихо спросила она.

Аллегрето зажмурился, потом открыл глаза, вглядываясь в пространство перед собой, как если бы пытался рассмотреть, что находится перед ним, и не мог этого увидеть.

– Я должен пойти в церковь? Меня тут же поразит молния.

– Тогда пусть она поразит и меня.

– Елена... – Голос у него дрогнул. – Помоги мне.

Он шел в церковь, словно на битву.

Елена слегка опередила его, чтобы найти священника и убедиться, что тот сразу выслушает исповедь. Возможно, папа безумен и жесток, но в святости доброго и терпеливого старика никто бы не усомнился. Ей показалось, что он хорошо знал Аллегрето. Когда она впервые пришла к нему, он все понял, хотя ни о чем не спрашивал.

Теперь священник наблюдал за их приближением. Аллегрето легко поднялся по ступеням, но у двери нерешительно остановился. Старик обнял его, расцеловал в обе щеки.

Аллегрето с тревогой оглянулся на нее, словно только сейчас осознал, куда пришел, но священник уже медленно вел его за руку к двери, как будто он не мог бы один найти дорогу. Честно говоря, Елена так и думала.

Священник преклонил колени. Аллегрето тоже встал на колено, опустил голову и торопливо перекрестился. Никаких раскатов грома не последовало, молния не блеснула. В прохладной тишине церкви слышались только щебет птиц на улице да хриплое от страха дыхание Аллегрето.

Наконец священник поднялся и, держа его за локоть, как несмышленого ребенка или слепого, повел в угол близ алтаря. Не совсем подходящее место для интимной беседы. Елена почтительно ждала возле купели, до нее доносилось лишь неразборчивое бормотание. Она видела, как священник коснулся плеча Аллегрето, который вдруг упал на колени, стиснув руки. Голова склонилась на кулаки, плечи вздрагивали.

Елена много раз проходила такой ритуал, слышала увещевания, страдала от перечисления всех своих простительных грехов, даже возмущалась настойчивостью, с какой пастырь в Сейвернейке пытался выведать каждую ее мысль. Но она никогда не боялась. Никогда не думала, что ее ждет ад.

Закончив исповедь, Аллегрето, спотыкаясь на каждом слове, с трудом пробормотал: «Прости-мне-отец-мои-прегрешения»... Он склонился почти до пола и закрыл лицо руками.

Елена пыталась молиться, чтобы помочь ему, и не могла найти слов, лишь крепко сжимала пальцы. Священник смотрел поверх его головы и слушал. Ни разу не вздрогнул. Не задавал вопросов. На его лице не отразилось ни ужаса, ни отчаяния.

Елена не знала, сколько времени это продолжалось. Но в конце она с изумлением увидела то, чего никогда бы не ожидала от священника. Он встал на колени, обхватил лицо Аллегрето ладонями и начал что-то серьезно говорить ему. Тот слушал. Кивнул, потом снова кивнул. Взял узловатые пальцы старика, почтительно их поцеловал. Старый Навона с трудом поднялся.

– Во имя Отца, Сына и Святого духа, – сказал он по-латыни, осенив крестом склоненную голову Аллегрето. – Я прощаю тебя.

Елена вместе с ними прошептала: «Аминь». Встав, Аллегрето направился к выходу. Он выглядел так, будто не верил самому себе. На лице еще остались следы слез. Она неуверенно улыбнулась. Он крепко схватил ее за руку и притянул к себе.

– Ты бы лучше быстрее исповедалась, – хрипло произнес он. – Я не собираюсь отправляться на небеса без тебя, ведьма.

Три недели священник Навона каждое воскресенье оглашал после службы имена Аллегрето делла Навоны и Елены Розафины ди Монтеверде и спрашивал прихожан, известны ли им какие-либо причины, мешающие заключению брака.

Ни у кого возражений не было. Елена сомневалась, что пастухи и жены рыбаков вообще знают, кто она такая. Весьма унизительное открытие, ибо в городе любое произнесенное ею слово, любое действие становились предметом серьезных обсуждений. Но Елена хотела, чтобы их имена были оглашены и записаны.

Они с Аллегрето еще не говорили о том, куда отправятся после свадьбы. Но в любом случае за пределы Монтеверде. Несмотря на отказ от правления, она, как жена Навоны, представляла угрозу для всякой новой власти.

Они не могли здесь оставаться. Только это и печалило Елену. Она никогда бы не подумала, что полюбит место, которое вызывало у ее сестры лишь страх и презрение. Глядя на сверкающее озеро, синие горные вершины, плывущие над ними облака и городские башни, украшенные разноцветными флагами, она понимала, что так влекло сюда Аллегрето.