Изгнание евреев, происходившее под надзором Гийома де Ногаре, завершилось всего за несколько недель до прибытия Жака де Моле во Францию, и магистр, должно быть, сразу узнал о нем. Само по себе это никоим образом не касалось тамплиеров и не имело никакого отношения к цели его визита. Однако эта политика не достигла своих целей, что будет иметь самое непосредственное воздействие на орден. Евреи покинули Францию, но присвоение их имущества не принесло того количества серебра, которое требовалось королю, чтобы вернуть валюте ее прежнюю стоимость. Это заставило его искать другие возможности.

Когда дело касалось изыскания ресурсов, тамплиеры не могли не привлечь к себе внимания. В их сокровищницах в Арагоне, Англии и на Кипре, как и в подземельях парижского Тампля, хранились сотни килограммов серебра[628]. В 1306 году орден Храма все еще оказывал королю бухгалтерские услуги под руководством казначея Жана дю Тура, который предоставил короне кредит для проведения насущных платежей. Это делало орден в глазах короны ценной структурой, и это же делало его уязвимым.

В то лето Филипп был особенно решительно настроен показать себя «самым христианским из королей». Изгнание евреев было не только вопросом пополнения казны, но и демонстрацией его нетерпимости к ложной вере. А финансовая политика «хороших денег» явно представляла Филиппа истинным наследником деда, Людовика Святого. Чтобы подчеркнуть эту связь, Филипп перестроил королевские гробницы в аббатстве Сен-Дени, так чтобы его собственное место упокоения находилось рядом с могилой деда.

В мае 1307 года Филипп IV посетил папский двор в Пуатье, где заставил упорствующего Климента V дать ему разрешение на посмертный суд над папой Бонифацием VIII. Почившему понтифику предъявлялись уже знакомые нелепые обвинения в ереси, содомии, колдовстве и убийстве[629]. Очернение репутации Бонифация служило двоякой цели: оно удовлетворяло жажду мести Филиппа и поддерживало идею богоугодной благочестивости французского королевства.

Глубоко обеспокоенный, Климент попытался заключить с королем сделку: он формально дарует прощение всем, кто был причастен к инциденту в Ананьи, в том числе Гийому де Ногаре, а Филипп откажется от посмертного преследования Бонифация. Однако сделки не получилось, и около 15 мая, незадолго до прибытия Жака де Моле, Филипп уехал. Вполне вероятно, что Гийом де Ногаре и его коллега Гийом де Плезиан, другой приближенный Филиппа IV, задержались в Пуатье и успели встретиться с магистром тамплиеров. Но атмосфера этой встречи должна была быть напряженной. Все уже знали, что французский король ждет от папы слияния орденов тамплиеров и госпитальеров. Один посол при папском дворе написал своему господину в Арагоне, что «ходят настойчивые слухи, будто папа должен объединить ордены и намерен сделать это»[630].

К тому времени, когда пути Жака и Гийома де Ногаре пересеклись в Пуатье, последний уже начал составлять досье на тамплиеров, потихоньку опрашивая недовольных членов ордена, изгнанных из него или обиженных иным образом. Цель досье была еще не вполне ясна – но во всяком случае оно представляло собой перечень «скелетов в шкафу», заготавливаемый, чтобы потом быть использованным в качестве оружия против тамплиеров и заодно папы. Каким бы ни было первоначальное намерение Гийома, содержание его записей уже было зловещим.

Первым показания дал некий Эскью де Флуарак, горожанин из Безье, что в Лангедоке. Около 1305 года этот человек довольно сомнительных моральных качеств сидел в тюрьме вместе с тамплиером, сбежавшим из ордена, и, по его словам, сокамерник рассказывал ему о нравах, царящих среди тамплиеров, в частности, о ритуале приема новых рыцарей и сержантов.

Эскью сперва пересказал эти непристойные истории своим тюремщикам, а по выходе из тюрьмы попытался выгодно продать полученные сведения. Начал он с короля Арагона Хайме II, явившись на аудиенцию с исповедником короля и предложив уступить свою историю за тысячу ливров годового дохода и три тысячи наличными, если то, что он рассказал, окажется правдой. Хайме отмахнулся от него, но Эскью это не обескуражило: он предложил свою историю королю Франции. Стоило ему прибыть ко двору, как его препроводили к Гийому де Ногаре, который собирал все слухи, способные навредить ордену Храма. Эскью допросили, его рассказ записали и начали искать доказательства. В дома тамплиеров по всей Франции внедрили агентов, и ком обвинений, домыслов, пересудов и сплетен начал разрастаться. К тому времени, когда Жак де Моле добрался до папского двора в Пуатье, надзор длился уже два года. Гийом был еще не вполне готов действовать на основании собранных улик. Но такая возможность у него уже была, и в скором времени он ею воспользуется.

* * *

В начале лета 1307 года Жак отправился из Пуатье на север, в Париж, где 24 июня состоялся капитул ордена. На нем обсуждалась угроза слияния. Великий магистр часто встречался с Гуго де Пейро, который занимал многие высокие должности, в частности был магистром Франции, магистром Прованса и генеральным досмотрщиком Англии и Франции. Жаку, должно быть, придавало уверенности то, что Гуго решительно поддержал Филиппа в конфликте с Бонифацием и что парижский Тампль продолжал под руководством казначея Жана дю Тура активно участвовать в финансовых делах королевства, работая совместно с дворцовыми королевскими счетоводами, выплачивая жалованье войскам и совершая друге выплаты от имени короны.

В конце июля Жак вернулся к папскому двору, а 4 августа поехал в Ангулем, в Монгогье. Оттуда он отправил несколько писем, касающихся избрания нового магистра Арагона и Каталонии, в том числе одно послание королю Хайме II. 8 сентября Жак снова был в Пуатье, где продолжил заниматься делами Арагона и назначением туда Эксемена де Ленды[631]. В следующие несколько дней великий магистр продиктовал несколько длинных писем, адресованных Эксемену, в которых призвал его исполнять свой долг перед Богом, Храмом и самим собой и указал ему, что делать с имуществом и слугами его предшественника. Еще одно письмо было адресовано Бланке, королеве Арагона – в нем Жак рекомендовал нового магистра как человека «предусмотрительного и заслуживающего доверия»[632].

Все это были обычные дела. Тем не менее, занимаясь ими, де Моле не мог отделаться от чувства, что происходит что-то нехорошее[633]. Позже некоторые источники утверждали, что в то лето он посетил двор Филиппа, предстал перед королем и его советниками и «объяснил некоторые правила своего ордена».