– Не могли бы вы передать это по назначению?

Студентка (или секретарша?) неодобрительно поджала губы, но надпись прочитала и сунула записку соседу справа. Белый конвертик пошел гулять по рядам. Жаль, что я не смогу увидеть выражение физиономии одноглазого, когда он прочтет содержимое…

Тронный зал в алмазной цитадели был длиной с целый километр. Может, хоромина, конечно, и называлась как-то по-другому, но таблички при входе не висело – не музей. Зато трон тут стоял самый настоящий, тоже алмазный, с алым плюшевым сиденьем. Усадив меня на красную подушечку, фер-ди упорхнули. Я посидел, поболтал ногами, поглазел по сторонам.

Да, не так представлялся мне последний тур выборов в демиурги. Почему-то я думал, что буду стоять перед электоратом и раздавать подарки из большого, наверное, у Деда Мороза занятого мешка. А тут вымпелы да гербы с драконами по одной стене, окна с нарезанным дольками небом – по другой. В одном конце я на троне, в другом – тоже я, только размером с муравья – в зеркале отражаюсь. А между нами – километр алмазного пола. В общем, веселуха. Интересно только, а Ноал так же развлекается, или его потом сюда приведут? Хотя нет, Альфа же сказала, что все будет происходить одновременно…

Тут мне представилось, что зеркало на горизонте – это на самом деле не зеркало, а стеклянная стена, и вижу я через нее крохотного Ноала, сидящего на идентичном моему троне в идентичном же зале и пялящегося на идентичного меня… Тьфу, померещится же такое!

Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, я принялся напевать, сначала себе под нос, потом во все горло – стесняться-то было некого.

– Вместе весело шагать по просторам… – бодренько завел я.

– По просторам, по просторам, – ответило эхо. Вот что значит высокие потолки!

– И, конечно, напевать лучше хором… – вспомнилось продолжение.

– Лучше хором, лучше хором, – согласилось эхо.

– Ах, было б только с кем… – сменил я репертуар.

– Ах, было б только с кем, ах, было б только с кем… – завздыхал бесплотный собеседник.

– Поговорить, – заключил я. Петь мне как-то расхотелось.

В этот депрессивный момент тишину разбили хрустальные шаги. Ко мне пожаловали на аудиенцию. Я подобрался на троне, стараясь принять монаршую позу. Первым гостем был стеф. Пока он мерил длинными ногами метры звонкого пола, я зашарил по карманам за неимением набитого подарками мешка. И тут со мной приключилось дежавю.

Есть такая старая комедия: там мужику валится на репу модель крейсера, память у него отшибает капитально, и только временами бедолаге кажется, что он что-то когда-то уже видел. Мне на голову крейсера не падало, но я только теперь вспомнил, что мне весь этот интерьер напоминает.

В детстве я собирал обертки от шоколадок. Дурь, конечно, но мало ли кто чего собирает. Вон у Катюхи одно время по всем полкам мыши в бантах сидели, а еще говорят, что девчонки их боятся. Те в бантах, правда, плюшевые были… Потом я вырос и отдал свою коллекцию соседскому Петьке – Сашка фантиками не интересуется, собирает книжки и фэнтези-арт. Одну обертку я, правда, сохранил, в столе спрятал. Она осталась от шоколадки, которую мне отец купил. На вкус подарок был так себе, но зато оказался последним, что я получил от папы. Больше никогда ничего мы от него не видели – ни на дни рождения, ни на Новые года. Ни я, ни Сашка. Даже открыток с еловыми лапами или кремовыми тортами.

На желтенькой обертке художник изобразил лохматого мальчонку, вытянувшегося по струнке перед дородным дяденькой в короне и пятнистой мантии, едва помещавшимся на слишком мелком для него троне. На заднем плане были стрельчатые окна средневекового замка, в которые заглядывало голубое небо. Чем дольше я рассматривал странную картинку, тем больше мне казалось, что мальчонка – это я, а на троне сидит отец. Я снова набедокурил, но он обязательно меня простит, хотя, конечно, вначале поругает. Со временем во мне росла уверенность в том, что отец специально выбрал эту шоколадку именно для меня, что в рисунке скрыт символический смысл, доступный только нам двоим. И каждый раз, когда я вместе с небом заглядывал в стрельчатые окна замка, я будто бы говорил с отцом…

Однажды в школе выдался плохой день. Я пришел домой и сунулся в ящик за оберткой. Ее там не было. Перерыв стол вверх дном, я вышел в гостиную и обнаружил Сашку. Высунув кончик языка, братишка старательно переводил картинку через копирку в свой альбомчик с артами… Я его так об стол приложил, что у бедняги руны на лбу отпечатались. На рев проснулся в кресле Гена и приложил уже меня, на сей раз вполне справедливо. Потом Сашка плакал и извинялся, а я нарисовал ему в альбомчик двух сплетшихся хвостами драконов – прямо под вклейкой с цветным ксероксом заветной обертки. Оригинал же был торжественно водружен на общую полку с учебниками. Теперь Сашка тоже мог говорить с отцом, когда хотел.

И вот, годы спустя, я волшебным образом оказался внутри того самого замка раздора, только почему-то сидел на троне, а совсем не детский посетитель уже представлялся, слегка склонив гладко зачесанную голову:

– Габриэль, глава клана.

Один из древнейших! Динеш говорил, самому младшему из них более семисот лет! Я сглотнул, внезапно ощутив, что, наверное, в глазах этого невероятного существа выгляжу, как цыпленок, взобравшийся на насест и возомнивший себя петухом. Впрочем, для своих семисот вампир очень неплохо сохранился.

Как там поучала дракон Женетт? Дарить то, что нужно самим расам? Я встал с трона и сошел по ступенькам вниз, пока мои глаза не оказались на одном уровне с красными зрачками двухметрового стефа.

– Чего бы вы хотели на Новый… – я осекся, кашлянул, и попробовал снова. – То есть что бы вы хотели в подарок?

Смоляные брови вампира дрогнули и поползли вверх – очевидно, такого он не ожидал:

– Ты серьезно?

Я энергично кивнул:

– Потенциальный демиург принимает желания. Чего бы вам хотелось больше всего?

Теперь губы Габриэля повторили маневр бровей, растянувшись в усмешке:

– Дай подумать… – Длинные бледные пальцы погладили подбородок. – Кровь душегубов, убийц моносуществ? И тех, кто осмелился поднять на нас руку?

Я ожидал чего-то подобного и все же не сдержал вздоха:

– Насколько мне известно, погиб только один вампир.

– Многие были ранены, – заметил Габриэль, щуря красные глаза.

– Многие ди-существа были убиты, – ответил я ему в тон.

– Они возродятся в новых телах, – тихо возразил вампир. – Мой брат по крови не возродится никогда, ибо душа его умерла вместе с телом.

Все. Приехали.

– Примите мои соболезнования.

Глава клана кивнул, длинные пальцы снова потерли подбородок:

– Так что насчет подарка?

Что ж, от мешка все-таки не отвертеться. На всякий случай я отвел взгляд от алых зрачков – не хватало еще, чтоб красноглазый меня загипнотизировал, и не докажешь потом ничего…