Франсуа де Ларошфуко

Лежащая на коленях Марианны Эвро скалилась и мешала целовать хозяйку. Собачонка была разлучена с возлюбленным и на свой манер страдала, норовя тяпнуть кого-нибудь – то есть Робера. На Марианну свои претензии левретка все же не простирала.

– Скоро Готти вернется, – пообещала баронесса то ли любимице, то ли любовнику, – красивый и причесанный.

– Все-таки он страшно похож на волкодава, – поделился своими подозрениями Робер, – только стриженого и отмытого.

– Разумеется. – Марианна подняла глаза и улыбнулась, едва не подвигнув Робера на убийство разлегшейся там, где не надо, собачонки. – Разница между волкодавом и львиной собакой такая же, как между птичницей и баронессой.

– Герцогиней, – резко поправил Эпинэ. – Ты в самом деле вошла не вовремя. Если Коко согласен дать развод, надо успеть, пока Катари еще регент.

– Если он не согласился сразу, он не уступит. – Они говорили о бароне третий день, хотя все было сказано в первый. – Торговаться и спорить с Коко так же бессмысленно, как со старшим Савиньяком. Он никогда не сделает того, чего не хочет.

– Но это же глупо… Или он врет и не желает тебя отпускать.

– Не врет. Коко не доверяет военным, потому что их могут убить, но если не будет войны, он развод даст. Если будет уверен, что мне это не повредит.

– Странный муж…

– Другого у меня быть не могло. У той меня, что понадобилась тебе. Без Коко я была бы толстухой с пятью детьми и мужем-трактирщиком. Может быть, счастливой, но ты бы проехал мимо.

– И остался бы один.

– Ты не можешь быть один.

– Не могу, вот прямо сейчас и не могу. Когда они закончат?!

– Они только начали. Не вздыхай, твою сестру причесывают дольше.

Эвро плаксиво тявкнула, словно понимая, что еще ждать и ждать. Марианна засмеялась, левретка залилась лаем. Нет, собачонка ничего не поняла – она услышала шорох за дверью. Или кого-то унюхала.

– Госпожа баронесса, – возвестил камердинер барона, – к господину маршалу. Срочно.

Вот и отдохнул…

– Хорошо, – начал Робер, но давать разрешение не потребовалось: гвардейский теньент уже ворвался в будуар и застыл, именно застыл посреди комнаты, косясь на Марианну. Та подхватила взвывшую Эвро и без лишних слов вышла. Жена маршала может быть только такой.

– Мы одни, – бросил Эпинэ, чувствуя себя вновь в лесу Святой Мартины. – Что случилось?

– Окделл убил королеву.

– Что?!

– Окделл убил королеву, – повторил гвардеец, словно не замечая, что его трясут, – и фрейлину… Дрюс-Карлион.

– Убил? – вцепился в хвост надежды Эпинэ. – Она умерла?..

Теньент молча кивнул. Перекошенная физиономия говорила сама за себя. Сестра умерла, можно было не торопиться, но Робер бросился вон из комнаты. Гвардеец помчался за маршалом. В коридоре уже торчал Коко, высыпали на лестницу и слуги, хорошо, что еще не начали съезжаться гости! Эпинэ на бегу замахал на барона руками, тот отскочил, в глубине дома выли псы. Марианна угадала: Катари не будет старой, никогда не будет!.. Как она смотрела на чужие маки, словно знала… Выжить при Сильвестре, при Манриках, при Альдо и так дико…

– Где он?

Гвардеец опять понял.

– Сбежал… Через Весенний садик… Тревогу подняли не сразу. У Окделла было время.

– Кого он еще?.. – Дикон, убивающий женщин… Немыслимо! Этого не может быть, тут какая-то ошибка! И она будет стоить дурню головы, если его найдут. Если он вообще жив…

– Дрюс-Карлион, – назвал гвардеец. Он уже говорил кто, но имя стекло с памяти, как вода. – Она прошла к ее величеству… Монах… который врач, говорит, у нее… у фрейлины перерезана яремная вена…

– Это не Окделл!

– Больше никто не входил…

Никто?! Во всех дворцах есть тайные выходы. Если о них никто не слышал, это не значит, что их нет. Надо искать и найти! Дик вышел, и тут какая-то мразь…

– Кто еще к ней приходил? Я про Кат…

– Штанцлер.

– Штанцлер?! – Она же говорила, что примет гадину… Вот и приняла…

– Штанцлера уже не было, когда Дрюс-Карлион вошла…

Все равно дело в нем! Девица Нику… Старая сволочь!

– Кто ищет Окделла? И где?

– Генерал Карваль послал людей в дом Алвы и по городу… За Штанцлером тоже поехали. И за его высокопреосвященством, и за мэтром Инголсом.

Никола ничего не забудет и ничего не перепутает. Когда за дело берется Карваль, можно не спешить…

Конюх оседлал бы Дракко не хуже Робера, но стоять и ждать Эпинэ не мог. Надо было делать хоть что-то, и не когда-нибудь, а сейчас! Полумориск беспокоился, чувствовал, что с хозяином неладно. Коня гвардейца не расседлывали, можно было взять его, но понять, что минуты ничего не решают, Робер был в состоянии. Катари уже ушла, как и Жозина. Без него. Если б он помчался во дворец с письмом Эрвина, а он вновь, нет, не опоздал, просто не подумал. И другие не подумали, даже Никола, только убил не Дикон. Что угодно, но это не он!

Последняя пряжка застегнулась с трудом, она и раньше упрямилась. В распахнутую дверь конюшни ломилось солнце, радостное, как скачущие по двору воробьи.

– Монсеньор, – подал голос гвардеец, – сейчас на улицах людно.

– Не бойтесь, я никого не убью.

Дома еще ничего не знали. Слуги распахивали ворота, принимали Сону, спрашивали, что подавать к ужину. Дикон не знал, как скоро за ним прискачут чесночники, но времени было в обрез. Будничным тоном юноша велел переседлать мориску и так же спокойно и ровно спросил о Штанцлере. Бывший кансилльер не появлялся. Этот долг все равно придется отдавать, но раз сейчас это невозможно, займемся другим. Юноша поднялся в кабинет. Следовало сжечь важные бумаги, но важных бумаг после устроенного временщиками обыска не осталось, а тратить время на неважные было непозволительной роскошью. Дикон отпустил камердинера и принялся наполнять кошели золотом и ценностями. Давно не напоминавшее о себе плечо разнылось, это было некстати, но и только. Ричард сменил рубашку и сапоги, надел под темный дорожный камзол морисскую кольчугу и снял со стены украшенный карасами кинжал. Юноша уже носил его вместо отцовского, пока тот согласно договору лежал в церкви. Теперь меченный вепрем клинок остался в груди королевы. Дик не стал его вырывать, и вовсе не потому, что брызнувшая кровь выдала бы его первому же стражнику…

– Эмиас.

– Да, монсеньор.