— Могу. Он ненавидел меня, Мир, а тебя любил. Я тебя не видела много лет, потому что жила отдельно. Он хотел убить меня, ударил меня недавно по лицу, — перечисляю я все грехи отца, пока Мир поджимает губы, — этого достаточно, чтобы мне стало плевать на него, а не на Рустама. Мы так и будем стоять, болтать?

— Нет. Но… блин, — Мир нервно проводит рукой по волосам, а я перебиваю его, указав пистолетом в сторону:

— Я не буду даже об этом говорить. Мы уходим, Мир.

Он нехотя трогается с места. Реально, будто бы хочет пойти против меня и услужить своему папе. Надеюсь, что брат так и остался размазней и у него не хватит духу внезапно взбунтоваться. Как ему вообще в голову пришла такая дикая идея?!

Окно мы находим в небольшой комнатке. Вылезти через него оказывается легко, но пока я бегу впопыхах в темноте, то с размаху влетаю в пруд, споткнувшись. Мне кажется, что проходит доля мгновения: вот я еще бегу, а вот уши закладывает от воды и я глотаю мерзкую жидкость с привкусом тины. Я выныриваю на поверхность, взмахнув руками, а потом Мирослав вытаскивает меня за шкирку обратно на берег. Я громко закашливаюсь. Зажимаю рот руками, чтобы не шуметь и давлюсь.

— Давай-ка я лучше вперед, — шепчет брат, — ты что, не видишь, куда бежишь, Ди?!

— Не вижу! Вообще ничего не вижу. У меня плохое зрение в темноте! — я сплевываю мерзкие слюни, вытираю лицо и промаргиваюсь. «Рустама надо попросить этот пруд надо осушить» — мелькает глупая мысль в голове, — «а если дети в него угодят?!»

Если я еще доживу до рождения детей. Если я вообще до утра доживу.

Мы добираемся до забора и Мир пытается забраться на него, цепляясь пальцами за выступающие кирпичи. Правда, выходит у него это с трудом. Он то и дело соскальзывает, а я все время напряженно оглядываюсь, пытаясь уловить посторонние звуки. Мне кажется, будто я слышу шорохи шагов по траве, где-то вдалеке — голоса, но потом все затихает, и я немного успокаиваюсь.

— Мир, а дальше куда? — интересуюсь шепотом я, — какой у тебя вообще план?

— Пойдем к отцу — шипит в ответ брат. Кажется, он раздражен своими неудачными попытками. Он вообще никогда не отличался особой ловкостью, — доберемся на попутках. Он нас защитит.

Я закатываю глаза. «Отец, отец, папа, папа». Сколько уже можно? Черт, Мир — папенькин сынок. Эталонный. Все разговоры только о родителе.

— Я не соглашусь на это, — скептически отвечаю я, — во-вторых, откуда ты знаешь, где он сейчас? Если их дом сгорел… то они могут быть где угодно.

— Мне донесли. Какая уже разница? Эти люди уже мертвы, судя по всему. Они мне и помогли убежать. Слушай, дай я на твое плечо встану и попробую подтянуться за край забора…

Я растерянно моргаю. Он мне серьезно это предлагает?

Еще один факт, который меня тревожит — как легко брат говорит о смерти других людей. Напоминает, черт его побери, отца. Он тоже не парился о чужих жизнях. Мне не хочется верить, что Мир станет таким же, как он. Но сейчас брат, похоже, вообще ничего не замечает. Ни моих слов, ни отношения родителей ко мне — он опять предлагает мне вернуться к человеку, который меня едва не убил. Я же говорила ему об этом. Неужели он реально превращается в эгоистичную скотину?‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Я могу родить, поднимая тяжести, Мирослав, — я качаю головой, — ты не пару кило весишь.

— Да блин, Ди… — ругается он, потом я слышу шорох ботинок по камню, брат матерится, цепляется кое-как за кирпичи повыше и резкими движениями добирается до вершины забора. Подтягивается, глупо отклячив задницу, рвет футболку, но забирается наверх.

— Молодец, — шепчу я. В этот момент брат с тихим «бах» спрыгивает на другую сторону и я закашливаюсь от неожиданности, — эй, а я как?! Мне нужна помощь.

— Ой, блин, — раздается растерянное с той стороны, — я что-то не подумал об этом…

Хотя брат этого не видит, но я чувствую, как на моих губах появляется кривая улыбка. А еще впервые появляется мысль: черт, а он обо мне ли думал, когда пришел спасать? Или я всего лишь инструмент для того, чтобы сохранить жизни его семьи? Идеальный план — вернуть меня папочке под видом помощи. Единственный работающий.

Если же он настолько любит меня, то какого черта он не думает о моем положении?

— Слушай… — начинаю я, чтобы высказать ему свои мысли, как неожиданно я слышу треск веток за спиной. Потом чужие голоса.

Я подпрыгиваю, как испуганный зверек, вцепляюсь ногтями в кирпичи, надеясь одним мигом взобраться наверх. Но сил не хватает. Ногти вспыхивают болью, коленки чиркают по кирпичам и я падаю вниз.

Брат вскрикивает. Потом я слышу удар. Словно кто-то прописал хук в челюсть.

Я нашариваю в траве пистолет, и когда сжимаю на холодной стали пальцы, передо мной внезапно вырастает темная фигура. Я медленно поднимаю взгляд. Это не Рустам. Не Камиль. Не кто-то из знакомых.

На меня смотрит громила с густой бородой. Цепким, темным взглядом он ощупывает меня.

Мне конец. Мне конец, мне конец. Надо было меньше трепаться. Тупой Мирослав. «Пистолет, пистолет». «Папа, папа». Звездец.

— Оружие дай, — произносит пугающим низким голосом мужчина и протягивает руку ладонью вверх.

Я мотаю головой, переворачиваюсь и бегу в темноту, к дому. В меня могут начать стрелять. А могут и не начать. Если я им нужна живой — тогда у меня будет шанс на побег. А если решат подстрелить — то какая уже разница, сдохнуть у них в лапах или при попытке сбежать, которая может оказаться удачной?

Я налетаю на кого-то в темноте, испуганно бросаюсь в сторону. Впечатываюсь во что-то мягкое, пахнущее женскими духами и слышу тихий вскрик. Отшатываюсь, выставляю вперед оружие, угадывая перед собой очертания рыжеволосой девушки, которая испуганно смотрит на меня, и в этот момент мне резко заламывают руку.

— Давай без этих фокусов, Диана, — над головой я слышу все тот же голос бородатого незнакомца, — наставишь еще раз пушку на мою жену — забуду, что ты жена Рустама. Рита, какого хера тут делаешь?

— Я пошла тебя искать, когда дома не нашла, — взволнованно отвечает девушка.

Я ничего не понимаю. Черт. Кто это такие? Почему они тут?

— Ты кто? — задаю я вопрос, когда мужчина вытряхивает из моей ладони оружие. Он хмыкает в ответ.