о смещении Берии. Микоян в ответ признался, что он тоже подозревает Берию в намерении захватить единоличную власть, но доказательств у него нет. Однако Хрущёв, оказалось, такие доказательства собрал: Берия несколько раз единолично назначал руководителей украинской и белорусской партийных организаций, хотя такие назначения должны были согласовываться в аппарате ЦК.

Микоян был последним, кого Хрущёв поставил в известность о запланированном смещении Берии: разговор с Маленковым, Молотовым и прочими уже состоялся. О том, что Берия будет арестован, Хрущёв умолчал. Речь шла о компромиссном варианте: убрать Берию с высоких постов и назначить министром нефтяной промышленности. Микоян согласился. Хрущёв попросил помалкивать до самого последнего момента, никому не звонить, ни с кем дело не обсуждать, поскольку и его, Хрущёва, охрана, и охрана Микояна контролировались Берией.

Далее Микоян выехал в Кремль, началось заседание Президиума, имелась заранее подготовленная повестка, но Хрущёв, первым взявший слово, объявил, что текущие вопросы обсуждаться не будут, и далее перешёл к критике Берии. В защиту всесильного министра внутренних дел не выступил ни один член Президиума. Тот сначала не понял всей серьёзности момента и даже возмутился: «Что вы у меня блох в штанах ищете?» В этот момент в комнату вошёл маршал Георгий Жуков с группой офицеров; Берия был арестован.

Арест его готовился заблаговременно. Жуков собрал группу старших офицеров и генералов, лично ему преданных; они должны были провести арест в Кремле, нейтрализовать охрану Берии, а затем посменно охранять его. По некоторым данным, он содержался под арестом в подвале Генерального штаба (по другим данным в здании Военной комендатуры Москвы). В эту группу офицеров вошёл, в частности, генерал Василий Маргелов, командующий дивизией ВДВ в Приморском крае: его Жуков вызвал специально. Позже Маргелов стал главкомом ВДВ, легендарным «батей».

Впоследствии, зимой 1956 года, когда Президиум ЦК готовил ХХ съезд, когда Хрущёв предложил обнародовать данные о жертвах репрессий, он отдельно упомянул: «Не забудьте, мы убрали Берию, в этом наша заслуга перед партией». Сам же Микоян свидетельствует, что в истории с ликвидацией Берии главная роль принадлежит именно Хрущёву, он всё организовал, и он сумел держать всё в тайне.

Документально известно, что 26 июня Микоян возражал против ареста Берии, предлагая лишь снять его с руководящих постов. 2–7 июля состоялся посвящённый делу Берии Пленум ЦК, Микоян на нём выступал и сказал, что первоначально ему было трудно дать добро на арест члена Президиума ЦК. Но в какой форме Микоян выразил своё особое мнение — в утреннем приватном разговоре с Хрущёвым или уже в Кремле, в минуты, непосредственно предшествующие аресту, — остаётся не до конца ясным. Очень сомнительно, что члены Президиума официально ставили вопрос об аресте на голосование, Берия мог отреагировать мгновенно, позвать на помощь охрану либо сам оказать физическое сопротивление.

Однако товарищи по работе отметили недостаточную решительность Микояна. На Пленуме решили создать комиссию по расследованию деятельности Берии, в комиссию вошла вся «гвардия», Молотов, Маленков, Хрущёв, Каганович (кроме них ещё 9 человек, в том числе, например, Суслов и академик Поспелов), но Микояна туда не включили.

Компромиссную позицию Микояна в ситуации с Берией историки запомнили, и теперь существует теория о хитром и осторожном Анастасе. Ведь потом он точно так же занял компромиссную позицию, когда Хрущёв громил Маленкова, и далее точно так же возражал, когда, в свою очередь, громили самого Хрущёва. Однако все эти три ситуации лучше рассматривать отдельно друг от друга. Как сказал мне по этому поводу внук Микояна Стас Намин, «хитрость — это ум глупца». А что касается осторожности — в политической деятельности она является благом. Умение Микояна искать и находить компромиссные решения впоследствии повлияла на ход всей мировой истории, мы докажем это позже. Наконец Микоян отнюдь не всегда придерживался компромиссной позиции.

Важно понимать, что Микоян очень рассчитывал, что после смерти Сталина в партии будет восстановлены демократические принципы коллективного руководства. Все решения голосуются, несогласное меньшинство подчиняется воле большинства. При этом каждый имеет право высказать свою точку зрения, попробовать убедить прочих. Если Микоян первоначально возражал против ареста Берии — это было его неотъемлемое право. Арест и расстрел члена Президиума ЦК и главы тайной полиции явно не поднимал престиж руководства СССР, в том числе на международной арене. Если вчера товарищ Берия был ваш главный соратник, а сегодня он — враг и шпион, то где тогда были ваши глаза? Кроме того, Микоян до конца не доверял ни Хрущёву, ни Маленкову, оба были слишком склонны к интригам, к сколачиванию групп по принципу «против кого мы будем дружить». Если вокруг тебя плетут интриги, поневоле необходимо соблюдать осторожность.

После нейтрализации Берии авторитет Хрущёва в Президиуме ЦК мгновенно возрос: он сумел провернуть то, на что другие не осмеливались. Добившись неформального лидерства в Президиуме, далее Хрущёв только развивал свой успех. Другие члены Президиума, также неформально, признали лидерство Никиты Сергеевича: все убедились в его решительности, а также, что важнее, в его коварстве. Если он сумел уничтожить самого Берию, то уничтожить любого другого для него не составляло труда.

Пост председателя КГБ, выделившегося из МВД в марте 1954 года, занял заместитель Берии Иван Серов, бывший когда-то наркомом внутренних дел Украинской ССР и членом Политбюро КП Украины. Серов доказал личную преданность Хрущёву; впоследствии они стали единомышленниками, Хрущёв доверял Серову и активно на него опирался.

Арестован был и Серго Берия, талантливый радиоинженер. Просидев год в тюрьме, он вместе с матерью был выслан в Свердловск (оба под фамилией матери — Гегечкори). Громить семью расстрелянного — ещё один сталинский приём, взятый на вооружение новой властью. Так расстрелом Берии 23 декабря символически закончился 1953 год.

В следующем году страна продолжала в основном двигаться по инерции, по рельсам, проложенным Сталиным. О критике Хозяина не могло быть и речи. Все огрехи и ошибки в руководстве страной свалили на Берию, агента империалистических разведок, который, войдя в доверие к Сталину, систематически его дезинформировал. Такая легенда всех устраивала до поры до времени. Хрущёв занимался укреплением личного авторитета и готовил атаку на Маленкова, главного своего конкурента. Параллельно расширялись процессы реабилитации, но пока с осторожностью. Свалить всё на одного единственного зловещего Берию не получалось: ведь пик репрессий пришёлся на 1937 год, когда Берия ещё не работал в Москве. И вообще, теория, что «плохой Берия» дезинформировал «хорошего Сталина», не выдерживала критики, поскольку выставляла Сталина в невыгодном свете: ведь в массовом сознании Сталин был живым Богом, всё видел, всё знал, любого врага чуял за километр.

Но всходы новой жизни уже появились, крепли и тянулись к солнцу. В 1954 году Микоян побывал в Ереване и выступил перед армянской интеллигенцией. Неожиданно он заговорил о памяти великого армянского поэта Егише Чаренца, расстрелянного в 1937 году. Микоян заявил, что Чаренцу следует