— Страна — это та же семья, и, как во всякой семье, одни ее члены слабей, другие — сильней; каждый, соответственно своим силам, должен служить или управлять, от этого будет лучше каждому.

— О да! — вскричал я, и мисс Квиллиам мне улыбнулась. Матушка протянула руку, чтобы меня утихомирить, но при этом пробормотала:

— Да-да, конечно.

Мистер Пентекост, однако, фыркнул, а мистер Силверлайт мягко покачал головой.

— Дорогая юная леди, — начал мистер Пентекост, — ваше мнение говорит скорее о величии вашей души, чем о богатстве опыта. Момпессоны — это всего лишь одни из многих им подобных, поскольку как классы, так и отдельные личности руководствуются исключительно собственными интересами.

Мистер Силверлайт при этом посмотрел на нас многозначительно и качнул головой, как бы посылая шутливое предупреждение.

— Эгоистические интересы — вот то, что нами движет, — продолжал мистер Пентекост. — Но мы с неистощимой изобретательностью выдумываем уловки, чтобы скрыть от себя и других эту печальную правду, — на этой почве и процветают лицемерие и самообман. Поэтому следует обращать внимание не на слова, а на дела.

Тут мистер Силверлайт, все время выказывавший признаки нетерпения, взволнованно вскричал:

— Не могу больше молчать! Чем человек руководствуется — вот что важно. Покажите мне человека, в чьем сердце пылает огонь благородного альтруизма, и я оценю его выше всего на свете.

— Ты дитя, Силверлайт, — сказал Пентекост, качая головой. — О человеке говорят одни дела, и говорят они только одно: служи своим интересам. И так оно и должно быть, потому что сложное переплетение бесчисленных личных интересов на свободном рынке и образует в совокупности то, что мы зовем обществом, ему мы обязаны свободой выбора, которая у нас есть.

— Вы ошибаетесь, — проговорила мисс Квиллиам. — В таком случае на земле не существовало бы милосердия.

Это было неудачное замечание; в ответ мистер Пентекост злобно огрызнулся:

— Милосердие всегда основано на эгоизме и потому лицемерно.

Я заметил, как матушка открыла рот от изумления и отвернулась.

Мисс Квиллиам тем не менее отвечала спокойно:

— Милосердие может проистекать из желания выглядеть милосердным, но, разумеется, никто не станет отрицать, что лицемерие в обществе имеет добрые последствия?

— Я это отрицаю! — вскричал Силверлайт. — Я заклятый враг лицемерия и лжи, какие бы формы она ни принимала. И буду это повторять, несмотря ни на что.

— Благородная душа, — покачал головой мистер Пентекост. — Но в этих материях ты дитя.

Мисс Квиллиам улыбнулась, прежде чем продолжить.

— Желание выглядеть милосердным нельзя объяснить одними лишь эгоистическими интересами, мистер Пентекост. И потому вы должны согласиться, что в подобных случаях нас направляет некая смесь совести, руководства свыше инстинкта и обычаев — в чем мы не до конца отдаем себе отчет. Истинное счастье — если оно вообще достижимо — каждый из нас обретает в гармонии с обществом, отсюда и проистекают наши порывы к милосердию.

— Моя дорогая юная леди, — начал мистер Пентекост, судя по всему, сильно взволнованный этими словами. — Сам не знаю, с чего начать свою попытку наставить вас на путь истинный. Вся общественная и экономическая жизнь представляет собой войну между индивидуумами и между классами — это неизбежно. Нет смысла говорить о том, как должно быть: таков Закон Необходимости.

Мистер Силверлайт молчал, но его высокое чело сияло нам из полутьмы; он улыбался, словно призывая нас в свидетели глупости его друга, а мистер Пентекост принялся рассуждать о том, как все люди охотятся друг на друга или, в лучшем случае, паразитируют друг на друге, как блохи на собаке. Именно это, настаивал он, мы и зовем обществом.

Матушка закрыла руками лицо, но он, не замечая этого, продолжал:

— И такое положение вещей правильно, или, по крайней мере, желательно, поскольку эта система паразитирования и утилизации отходов работает по принципу саморегулирования. Ничто не пропадает зря, и общество извлекает максимум полезного из вещей и людей.

Мисс Квиллиам настаивала на том, что общество представляет собой не паразитическую, а органическую систему. Индивидуумы и классы не воюют друг с другом, а зависят Друг от друга. Конечная цель общества — удовлетворенность каждого своим местом в жизни; так было в счастливом прошлом Англии, к тому же мы придем и в будущем.

Мистер Пентекост с этим не согласился, утверждая, что страдания большинства необходимы, поскольку в основе общества лежит принцип соревнования, а он предполагает победителей и побежденных. По этой причине все, чего можно достигнуть, это счастье как можно большего количества народа, известна и формула, по которой можно сделать соответствующий расчет. Чтобы добиться, согласно этой системе, наилучшего результата, общество должно, о чем бы ни шла речь, всегда задавать вопрос, какая от этого польза, а самый лучший — а вернее, единственный — способ оценки чего бы то ни было предлагает свободный рынок. Необходимо соревнование, все и вся должно покупаться и продаваться по его истинной цене, а это всегда самая низшая цена, при которой существование и производство этого продукта еще оправдано. Причина нынешних несчастий Англии состоит в том, что этому тонкому механизму не дают функционировать без помех.

В продолжение вечера два джентльмена совершенно противоположным образом откликались на гостеприимный прием: мистер Пентекост от избытка чувств всплескивал руками, напоминая утку, которая пытается взлететь, и все время осыпал себя табаком; мистер Силверлайт взирал меланхолически на дам и печально улыбался в ответ на страстное красноречие своего друга. Когда мистера Пентекоста что-то забавляло (а это могли быть самые неожиданные вещи), он откидывал голову назад и издавал короткие, похожие на лай смешки, которые стихали так же внезапно, как начинались.

Я не мог улыбаться, и моя матушка тоже — я видел, что слова мистера Пентекоста глубоко ее угнетают. Мысли, которые он высказывал, казались мне настолько гадкими, что они никак не сообразовывались с его добросердечным поведением. Как мог он верить в такие ужасные идеи, как мог их высказывать? Неужели он и сам поступает так аморально? И все же то, что он говорил, нельзя было просто так отбросить: ведь это объясняло поведение Биссетт, а также людей, подобных миссис Марраблес и Избистерам.

— Неужели все-все должно продаваться и покупаться? — спросил я его, следуя собственным раздумьям. — Разве нет ничего священного?

— Ничего, — ответил он. Словно бы прочитав мои мысли, он продолжал: — Даже наши законы против каннибализма — не более чем продукт суеверий; в обстоятельствах, когда от нарушения этих законов зависит человеческая жизнь, ими неизбежно пренебрегают — а вернее, ими следует пренебречь.

— О нет! — Матушка зажала себе уши. — Не могу больше это слушать!

Мистер Пентекост взглянул на нее с тревогой, но его приятель поднялся на ноги и твердо сказал: