коротких эпизода. Один раз это было в Сочи. Совсем беспричинно. Просто мне было двадцать два, и я танцевала вальс на открытой террасе санатория с профессором по диамату, который был старше меня лет на двадцать пять и в которого весь наш курс был влюблен. А вот вторично мне удалось ухватиться за хвост Жар-птицы именно в тот день, который я сейчас описала. Пятнадцатого февраля 1947 года, на трассе Эльген-Таскан во время бурана [Гинзбург 2008: 123][562].

Можно также обратить внимание на то, каким образом отпускные поездки развивали способность советского гражданина действовать в качестве независимого индивида и превращали его советскую личность в современную личность. Это также являлось частью официального проекта режима. Развитие советской потребительской экономики позволяло осуществлять выбор, оттачивало вкус, давало возможность использовать потребительские товары и услуги, чтобы выделяться на фоне других. Советские туристы и отдыхающие высказывали совершенно определенные предпочтения относительно условий, в которых хотели бы провести отпуск, и ожидали ответа от чиновников. «Не потребитель для нас, а мы для потребителя». Хотя заграничные поездки заставили по-новому посмотреть на пользу активных путешествий, во время которых есть чем заняться, нормой в СССР оставался малоподвижный отдых на курорте или в доме отдыха, и различия между отдыхом и туризмом сохранялись в течение всей советской эпохи. Выбор потребителей закреплял эти различия. Лишь меньшинство советских отпускников участвовали в активных туристических поездках, например с целью физической закалки или организованного осмотра достопримечательностей. В 1970-е годы туристическую инфраструктуру расширяли, чтобы облегчить доступ к нормативным стационарным учреждениям, особенно для семей. По мере сближения туризма и отдыха идеалом в СССР становился отпуск, проведенный в месте вроде Сочи, с большими гостиницами, солнцем, морем, разнообразной деятельностью, хорошим питанием, вечерними развлечениями. Даже уклон советского отпуска в сторону медицины имел для отдыхающих положительную сторону в личном плане. Государство выигрывало от поправки здоровья работников, но отдых, восстановление сил, улучшение физической формы были привлекательны для советских граждан как индивидов и членов семей, не только как рабочих. Как указывает Д. Маккеннел, турист – это «современный человек в целом», и советские туристы участвовали в этом проекте, выбирая, куда и каким образом путешествовать, приобретая в поездках знания о мире и познавая себя. Как отмечалось ранее, этими возможностями в особенности пользовались советские женщины – их стремление к освобождению часто отходит на второй план, поскольку главное внимание уделяется двойному бремени, которое несут женщины при социализме.

История отдыха свидетельствует о провале плановой экономики как средства обеспечения экономического роста, но одновременно и о том, что система отличалась приспосабливаемостью и обладала потенциалом для изменений. Режим сознательно моделировал советские курорты в соответствии с аристократическими стандартами больших масштабов и роскоши: советскому пролетариату следовало обитать во дворцах, а не обычных домах. Целый ряд административных решений должен был обеспечить массовый доступ к досуговым поездкам. Добровольное Общество пролетарского туризма и экскурсий не смогло примирить интересы туристов и государства, и ответственность за туризм возложили на профсоюзы, более влиятельные и способные мобилизовать больше ресурсов. Кроме того, в 1960 году курорты передали от Министерства здравоохранения, сосредоточенного на медицинских задачах, все тем же профсоюзам – не только из-за их организационных возможностей, но и потому, что они представляли более широкий спектр общественных интересов. Чиновники не торопились признавать наличие спроса на семейный отдых, но система сама по себе могла оценивать этот спрос и пытаться вносить изменения. Вместе с тем она же создавала условия для возникновения трудностей, и перемены шли медленно.

При периодизации советской истории обычно выделяют сталинскую эпоху, за которой последовала хрущевская, нередко противопоставляемая, как время экономической либерализации – что спорно – брежневской эпохе с ее экономическим застоем и политическими преследованиями (с середины 1960-х до середины 1980-х годов). Советский туризм и отдых развивались по своим особым законам, и границы между эпохами в этом случае выглядят далеко не такими жесткими. Туризм и курортный отдых возникли в 1920-е годы с содержательной, имеющей медицинский уклон и ориентированной на государственные интересы повесткой, но к середине 1930-х годов потребители этих услуг превратили досуговую поездку в нечто другое – сочетающее индивидуальное удовольствие, комфорт, приобретение знаний и даже бегство от окружающей действительности. Ни война, ни смерть И. В. Сталина почти ничего здесь не изменили. Неспособность экономики мобилизовать ресурсы, необходимые, чтобы расширить возможности для досуговых поездок, была куда более серьезным ограничением. Важным поворотным пунктом стал 1955 год, когда разрешили поездки за границу. Это решение было признаком совпадения государственных и частных интересов. Разрешая гражданам выезжать за рубеж, государство демонстрировало доверие к ним, убежденность, что знакомство с другими культурами пойдет им на пользу, а сравнение не пошатнет их взглядов. Условием для непрерывного развития советской системы было накопление знаний, включая знания об окружающем мире. Частью этого были содержательные контакты между работниками предприятий – но также и способы, при помощи которых заграничный туризм учил людей учиться. Обеспечение интересов советских граждан как потребителей с середины 1950-х годов все больше составляло смысл существования режима, что и было закреплено в Программе КПСС, принятой в 1961 году.

В драматичные перестроечные годы брежневская эпоха казалась временем стагнации. На деле же потребительская экономика продолжала оставаться объектом первоочередного внимания режима, и после 1968 года – в период, отмеченный репрессиями против диссидентов в культуре и политике, – инфраструктура для туризма и отдыха расширилась как никогда ранее. Сторонники теории полупустого стакана могут объяснить это циничной попыткой отвлечь граждан путем предоставления им товаров и услуг, чтобы они не замечали собственной несвободы[563]. Если же стакан кажется наполовину полным, расширение возможностей для досуговых поездок означало «хорошую жизнь» для многих, а не для некоторых, стало выполнением обещания, которое с самого начала лежало в основе социалистического революционного импульса.

Право на отдых (включая право свободно путешествовать, чтобы отдохнуть) представляло собой лишь одно из восхваляемых преимуществ Конституции СССР 1936 года, и все же возможность путешествовать стала одной из самых запоминающихся деталей советского прошлого. Почти в каждом рассказе участников устного исследования по истории советской средней школы – выпускников 1967 года – встречаются воспоминания о поездках за границу и по стране вместе с сожалением по поводу того, что новые границы разделили некогда единое пространство [Russia’s Sputnik Generation 2006][564]. Государство регулировало перемещения, совершаемые с производственными и карательными целями, а также ради удовольствия, но в то же время активно поощряло мобильность, и в процессе этого создавало независимого индивида из «парадокса Лефора». В повествованиях советских туристов нескольких поколений, с 1920-х по 1980-е годы, отражены освобождающие – и