конца 1940-х годов также старалась предоставить своим недавно эмансипированным рабочим возможности, связанные с социальным туризмом: путешествия со скидками, специальные помещения для проживания, отпускные выплаты – чтобы группы с низким доходом могли войти в мир туризма [Duda 2010: 33–68]. Но даже в Югославии социальный туризм существовал наряду с коммерческим и нередко конкурировал с ним. А в начале 1950-х годов все соответствующие объекты были переданы коммерческой по преимуществу организации, нацеленной прежде всего на прием туристов из-за рубежа, но помимо этого, чем дальше, тем больше обслуживавшей растущий средний класс страны [Duda 2010: 10; Yeomans 2010: 72].

В СССР от начала и до конца весь туризм был социальным. В 1922 году государство на законодательном уровне предоставило гражданам возможности для отдыха, приняв закон об оплачиваемых отпусках. Отдых субсидировался путем предоставления инфраструктуры, установления особых цен на пассажирские перевозки, выплат по линии социального страхования, производимых профсоюзами. В силу своей направленности и организационной структуры советский туризм и отдых поощряли коллективизм, повышение культурного и образовательного уровня, участие в общественных делах. От появления новой культуры отдыха и туризма больше других выиграла советская интеллигенция, но в 1960-70-е годы возможностями для отдыха стали пользоваться и рабочие, отправляясь в государственные санатории и дома отдыха, на турбазы, морские прогулки и базы отдыха, в рыбацкие и охотничьи избы, спортивные лагеря, принадлежавшие предприятиям. Для сельскохозяйственных рабочих, доля которых в населении СССР была существенно больше, чем в населении промышленно развитых стран Запада, отдых и туризм оставались чем-то чуждым, а доступ к ним был затруднен. То и другое оставалось привилегией городских жителей. Но в отличие от социального туризма на Западе, советский туризм и отдых были ориентированы на одиноких взрослых граждан, которые уже на месте сплачивались в коллектив. Чиновники по-прежнему не поддерживали идею создания «комплексов для семейного отдыха», и семьи не могли воспользоваться этой возможностью. Лишь в позднесоветское время, да и то неохотно, власти признали наличие спроса на семейный отдых, а значительная часть населения выступала по-прежнему за отдых «отдельно от семьи». Семейный отдых в СССР происходил вне системы организованных, дотируемых досуговых поездок, опираясь на неформальные связи и нелегальные рыночные отношения.

Принимаясь за эту книгу, я ставила целью исследовать, каким образом советский режим и его граждане взаимодействовали с целью обеспечить «хорошую жизнь» в виде досуговой поездки. Также я хотела выяснить, как выглядела реальная жизнь при социализме через призму отдыха и значения, которое придавалось путешествиям. Советская система с ее коммунистической идеологией, централизованной плановой экономикой и ужасными проявлениями политического насилия может показаться уникальной исторической формацией, но по большей части история отдыха в СССР соответствует тому, что наблюдалось на протяжении XX века в остальном мире. Что можно узнать, глядя на эту историю протяженностью в несколько десятилетий, о сущности и историческом пути системы в целом? История туризма позволяет выявить ряд факторов, которые привели к краху режима: неспособность экономики удовлетворить растущие ожидания городских потребителей, желание свободно путешествовать по стране и миру, не встречавшее понимания, усиление трений между этническими группами и другими сообществами, интеграции которых система так и не добилась. Изучение туризма может многое рассказать о столкновениях различных народов СССР и квазиимперских взаимоотношениях, которые привели в конце 1980-х – начале 1990-х годов к вспышкам сепаратизма, сопровождавшимся насилием. В то же самое время эта история говорит о живучести системы и о том, как досуговые институции (наряду со многими другими) создавали ощущение материального и культурного благополучия, формировали спаянные коллективы и в какой-то мере удовлетворяли стремление граждан к расширению горизонтов.

История советского туризма и отдыха подчеркивает правоту тех, кто признает противоречивость советского режима – двуликого Януса, – к которому применима поговорка о наполовину пустом и наполовину полном стакане. Можно настаивать на том, что эта история высвечивает нелиберальный характер режима, при котором интересы индивида была подчинены нуждам коллектива и государства. Советские отдых и туризм задумывались как государственное дело, как здоровая альтернатива иному времяпровождению, и были призваны дисциплинировать необузданную молодежь и восстанавливать здоровье рабочих, чтобы те могли трудиться продуктивнее. Помимо содержательных задач медицинской профилактики, имелась и культурная составляющая: ежегодный отпуск становился частью всеобъемлющей цивилизаторской миссии советского режима.

История нелиберального Советского Союза убеждает в устойчивости социальной стратификации и способов, при помощи которых привилегированные побеждают эгалитаризм. Последние по-прежнему обеспечивали свое положение, получая доступ к туризму и курортному отдыху; досуговые поездки во многих отношениях усиливали социальные различия, которые эгалитарная идеология намеревалась стереть. Право на ежегодный туристический или курортный отдых стало одной из привилегий новой советской элиты, что противоречило изначальным установкам социалистического общества. История туризма и отдыха, кроме того, указывает на провал централизованной плановой экономики, ее неспособность адекватно управлять потребительским сектором и сектором услуг. Эта неспособность усугублялась структурными барьерами внутри административно-командной системы и инерцией бюрократии с ее ментальностью, которую прекрасно иллюстрируют ежегодные шаблонные речи руководителей турбаз и курортов. Историки экономики не раз задавались вопросом, кто был виновен в провалах плановой экономики при Сталине: «жокей» – негодные руководители – или «лошадь» – система как таковая [Gregory 2003]? Ясно, что ответственность лежит на обоих.

Исследование нелиберального аспекта советского туризма способна дать представление о том, какими методами режим контролировал и ограничивал мобильность граждан – от системы путевок, дозировавшей доступ к туристическому и курортному отдыху, до контрольно-надзорного аппарата, ограничивавшего поездки жителей СССР за рубеж. Постоянную опасность для путешествующих представляли враги и «другие» – праздношатающиеся, которых клеймили как «бродяг», вызывающие беспокойство спутники склонных вступать в интимные отношения с иностранцами советских туристок за границей, исполнители неприемлемых в культурном отношении танцев, которые наблюдали туристы. Медицинский персонал и экскурсоводы, правила и режимы – все это ограждало участников досуговых поездок от ответственности, которую влечет за собой независимость, и укрепляло позиции «государства-няньки», в котором отношения дисциплины и зависимости воспитывали послушное население.

В книге показано, как советские путешественники и отдыхающие существовали в этой сфере принуждения и идеологии, однако сложно сказать, основывалось ли их участие во всем этом на согласии, сопричастности и лояльности, или же отпускники чувствовали отчуждение и питали молчаливое недовольство. Были ли путешествия и отдых возможностью ненадолго сбежать от материальных трудностей и политического контроля? Или усиливали лояльность к режиму, предоставлявшему такую возможность? В своих впечатляющих воспоминаниях Е. С. Гинзбург, бывшая политзаключенная, прошедшая через тюрьмы, лагеря и ссылку, открыто говорит о чувстве свободной радости, которое доставляли отдых и туризм в СССР. Вспоминая свой путь на свободу, проходивший по колымской дороге, она пишет:

…когда я прикидываю, встречалась ли я когда-нибудь с настоящим безумным счастьем, то только и могу вспомнить два