И в этом отношении советский туризм также сближался с курортным отдыхом и с туризмом, практиковавшимся в других развитых странах.

Расхождение: суть замысла размывается

По мере того как советские туристические и отпускные практики на протяжении 1960-х и 1970-х годов становились все более зрелыми и к ним приобщались новые миллионы граждан, предпочтения туристов и отдыхающих в том, что касается выбора варианта отпуска, становились все более отчетливыми и разнообразными. Содержательность была по-прежнему важна, но туристы ставили перед собой самые разные цели. Постановление 1969 года гласило: «Туристские походы и путешествия… способствуют воспитанию у советских людей… любви к Советской Родине, верности революционным, боевым и трудовым традициям нашего народа»[549].

Даже став индустрией, туризм должен был сохранять заложенное некогда в него содержательное начало.

По мере развития туризма становилось все труднее не утратить идеологический смысл, который вкладывал в него режим. На туристических маршрутах насчитывалось множество исторических памятников, но после XX съезда КПСС сама история стала источником конфликта и двусмысленности. Профессиональные историки принялись оспаривать клише сталинской эпохи и факты, считавшиеся несомненными, туристы же получали все больше возможностей для того, чтобы выбрать собственный маршрут и собственный нарратив[550]. Прославление прошлых достижений СССР, указывал Абуков в 1973 году, способствует выполнению задач в сфере патриотического туризма, содержащихся в Постановлении 1969 года. Но советское прошлое становилось неоднозначным. Возрождение интереса к Древней Руси, которое подпитывали новообразованные общества по охране памятников, угрожало подорвать антирелигиозные установки Коммунистической партии. Чиновники беспокоились: прикрываясь «исторической культурой», некоторые экскурсоводы показывали слишком много монастырей, церквей и мечетей, пренебрегая памятниками советской культуры. Приводился пример того, как исторический туризм лишается социалистической составляющей: в Оренбурге туристы выслушали рассказ о посещении города Александром II. Экскурсоводы по всей стране, от Смоленска до Барнаула, начали упоминать о местах, связанных с последним императором – Николаем II. Худшими для тех, кто не видел в досоциалистическом прошлом ничего хорошего, были экскурсии, восхвалявшие достижения капиталистов XIX века: одна из них, к примеру, называлась «Улан-Удэ – купеческий город»[551].

Были и те, кто стремился уберечь старинные русские памятники от порчи толпами туристов. С 1960-х годов чиновники в центре начали создавать сеть маршрутов по «Золотому кольцу» – древнерусским городам, окружающим Москву, – имея в виду как зарубежный, так и отечественный туристический рынок[552]. Центральным пунктом маршрута стал старинный город Суздаль с его кремлем и церквями; чиновники и архитекторы составили планы реставрации зданий и сооружения туристического комплекса, который сделал бы город важной точкой притяжения для туристов. В 1966 году Суздаль посетили 300 000 туристов, несмотря на полное отсутствие нужной инфраструктуры. Планировщики и архитекторы предложили создать сеть мотелей, гостиниц, ресторанов, рекреационных сооружений (спортплощадки, кинотеатры), чтобы город превратился в первоклассное туристическое направление, в «Мекку российского туризма». В старинных зданиях должны были разместиться тематические рестораны, воссоздающие атмосферу Древней Руси с ее кухней (тушеная медвежатина, медовуха). «Пуристы» возражали: открытие этих городов для массового туризма приведет к уничтожению уникальных памятников культуры. Специалисты в области архитектуры признавали, что туристы хотели бы знакомиться с этими выдающимися ансамблями самостоятельно, а не в составе группы, чтобы они открывались только их «взгляду», но государство не могло позволить себе дорогостоящих реставрационных проектов без доходов, приносимых массовым туризмом. Туристам же, настаивали они, требуются не только новые знания, но также комфорт и развлечения [Орлов 1967; Волков 1968; Орлов 1968; Выборный 1968].

Массовый туризм оказывал воздействие не только на исторические города, но и на природу; возникло беспокойство, что нашествие туристов на природу может нанести вред экологии. Один турист в письме, направленном в «Литературную газету», рассказывал, что на озере Селигер туристы ставят палатки, используя в качестве кольев молодые деревца, оставляют пустые банки, разбитые бутылки, бумагу, вырванные с корнем деревья. Один спортивный чиновник в 1966 году говорил так: «Нечего греха таить, не все путешествия, походы отвечают задачам советского туризма. Немало имеем случаев плохого отношения к природе, поджогов леса, бессмысленного уничтожения растительности. Имеются случаи, когда походы и путешествия превращаются в бесцельные пикники»[553].

Представители Всероссийского общества охраны природы – негосударственной организации – с 1960-х годов участвовали в работе Центрального совета по туризму, чтобы защищать экологию от туристов-вандалов[554].

Как и во время борьбы с бродяжничеством в 1930-е годы, чиновники от туризма опасались, что неорганизованные группы «дикарей» исповедуют неверные ценности – гедонизм и индивидуализм, угрожая тем самым коммунистическому проекту. Те, кто чуждался групп, кроме того, нарушали правила советского туризма. В начале 1930-х годов журналисты клеймили их как «бродяг», и такое явление, как бродяжничество – бесцельные путешествия или, хуже того, пикники, устраиваемые в одиночку, – критиковалось и в 1950-е, и в 1960-е годы[555]. Отрыв от коллектива в заграничных поездках был серьезным прегрешением против групповых ценностей и к тому же создавал проблемы с безопасностью. Руководители групп в своих отчетах критически высказывались о подобном поведении. Запрещалось даже навещать живущих за рубежом родственников, но все же многие покидали свои группы, чтобы увидеться с родными, служащими в советской армии, друзьями, с которыми завязали отношения в их родной стране или в СССР, другими знакомыми. Обычно руководители групп обладали безупречными партийными характеристиками, но один из этих видных деятелей тем не менее сбежал с поздравительного банкета, чтобы провести вечер в болгарском городе. Чем больше турист привыкал к заграничным поездкам, тем с большей вероятностью он хотел «увидеть все своими глазами», путешествуя самостоятельно, а не в составе группы. Во время круиза по Дунаю муж и жена, чье поведение вызвало критику, возразили, что они за поездку заплатили и будут уходить и приходить, когда им заблагорассудится[556]. Перед нами классический парадокс: путешествие должно приводить к самореализации, которая является общественным благом, но уверенность в себе ведет к нарушению норм социалистического коллективизма. Выше всего были ставки в зарубежных поездках, но противоречия между дисциплиной, навязываемой членами группы друг другу, и дисциплиной, усваиваемой через социальные нормы, были свойственны советскому туризму в целом, как внутреннему, так и заграничному. В то же время одиночный велопоход Г. Л. Травина приобрел в 1960-е годы широкую известность и явился подтверждением того, что путешествие в одиночку также способно развить уверенность в своих силах и внушить любовь к родине [Харитановский 1960, 1965; Травин 1975].

Акцент на уверенности в себе и самостоятельности отражался в повсеместном предпочтении, отдаваемом семейному отдыху, и все чаще звучавших требованиях обеспечить для него условия. Самодеятельных туристов издавна поощряли собираться в группы согласно их предпочтениям, чтобы поход оказался успешным. Все больше