Мессир оказался прав, однако, чтобы столкнуть по склону плот, пришлось как следует потрудиться. Потом Фрай был вынужден прыгнуть в воду, чтобы удержать плот возле берега и не дать ему уплыть по течению.

Наконец изрядно перепачканные и промокшие до нитки бойцы отряда разместились на плоту, и Каспар оттолкнулся от камней шестом.

Им с Аркуэноном снова пришлось взяться за луки, чтобы отбить возможное нападение, однако сотни стоявших на обрывах людей просто смотрели на них, поскольку никому и в голову не приходило, что Каспар и его отряд причастны к разрушению плотины.

Еще через несколько минут все это осталось позади, и успокоившееся течение вынесло плот на равнинную местность. Здесь повсюду виднелись следы прохода водяного вала.

Берега были завалены грязью и принесенным с гор щебнем. По воде плыло множество вырванных с корнем деревьев, а в одном месте путешественники увидели даже двух беспомощных озерных людей, которых высокой волной забросило на ветки кустарника.

Однако в остальном все было тихо и спокойно, не считая того, что вода в реке стала мутной.

Обедать и ужинать пришлось подмокшими продуктами, а о костре не могло быть и речи. Сухих дров взять было неоткуда, поскольку все отмели и берега превратились в сплошную грязь.

Чтобы занять время, бойцы отряда чистились, стирали перепачканную одежду и сушили обувь.

Ночь прошла спокойно. Ее тоже провели на плоту.

Утром Каспар обрадовал всех тем, что обнаружил знакомые ориентиры.

– Вон те две белые скалы! – воскликнул он. – Видите? Дня через три-четыре мы уже будем дома!

– Так быстро! – удивился Фундинул. – Даже не верится.

– Да. Именно так, – подтвердил мессир Маноло. – И скоро мы будем проплывать мимо того места, где Углук заливал кашей костер.

– Кстати, о костре, – заметил орк, поднимаясь. – Я вижу наклоненную над водой сухую ветку. Теперь у нас к завтраку будет хотя бы чай.

Чай он действительно сделал, но, заваренный в мутной воде, тот имел немного непривычный вкус. Впрочем, это никого не смущало.

Вскоре после завтрака река стала делать медленный и ленивый поворот, а за ним на левом берегу показались две запряженные лошадьми кибитки. Около них суетились какие-то люди.

Наученные горьким опытом общения с незнакомцами, Каспар и Аркуэнон тотчас взялись за луки. Однако неожиданно Углук бросил рулевое весло и начал что-то кричать на оркском языке.

Возившиеся с колесом люди обернулись, и всем стало видно, что это орки. Они закричали в ответ, и между ними и Углуком завязалась беседа.

– Ваша милость, давайте пристанем! – попросил он.

– Ты уверен, что это неопасно? Их там много. Если они орки, это еще не значит…

– Я их знаю, ваша милость! И они меня знают – говорят, у них новости есть хорошие! – Углук умоляюще смотрел на Каспара, и тот, вздохнув, согласился:

– Ладно, только будь осторожен.

Углук сам схватил шест и начал так сильно отталкиваться от дна, что плот поднял волну, расходившуюся от него в обе стороны.

Наконец он ткнулся в поросший травой берег, и Углук, соскочив на сушу, помчался к своим землякам.

Каспар и Аркуэнон на всякий случай были возле своих луков.

Тем временем Углук что-то возбужденно обсуждал с орками, они хлопали друг друга по плечам и очень радовались.

Наконец он вспомнил про плот и помчался назад, однако лишь для того, чтобы, снова скорчив жалостливую физиономию, сказать:

– Ваша милость, тут уже близко, вы сами сказали…

– Ну… – согласился Каспар, не понимая, куда клонит Углук.

– Отпустите меня, а? Очень вас прошу.

– Куда отпустить?

– С нашими! – Углук махнул в сторону повозок. – Это наши орки-наемники, такие же, как и я. Они домой едут, король Курлак умер, и теперь мы можем возвратиться – нам ничего не грозит. А я дома десять лет не был!

– Но… – Каспар пожал плечами. – Но твои деньги, Углук? Тысяча золотых. Давай доберемся до города, и ты поедешь домой как один из самых богатых орков. Ты заработал эти деньги.

– Может, когда-нибудь потом… Я хочу домой сейчас – со своими…

Каспар снова пожал плечами, однако отказать Углуку не мог:

– Хорошо, забирай свои вещи и меч.

– Ой, спасибо, ваша милость! – воскликнул орк, прыгнул на плот, отчего тот едва не погрузился в воду, схватил в левую руку свои сумки и меч, а другой стал пожимать руки своим товарищам, с которыми пришло время прощаться.

Последним Углук пожал руку Фундинулу.

– Ну прощай, гном, – сказал он. – Может, еще и свидимся.

– Прощай, обжора, – со вздохом ответил Фундинул. – Я буду тебя вспоминать.

– И вот еще, – сказал Каспар, достав кошель и отсчитав из него четыре золотых. – Возьми небольшой аванс. До дома добраться хватит и еще останется.

– Да у меня еще тот аванс целый.

– Бери-бери, – сказал Каспар. – Может, ты дома еще и женишься. А твою долю я в банк положу. К Генрику Буклису. Ты всегда сможешь приехать и взять их.

– Спасибо, ваша милость. Всем спасибо…

И Углук пошел в сторону повозок, а Каспар, упершись шестом, оттолкнул плот от берега. Плавание продолжалось.

С уходом Углука обязанности по разведению в очаге огня взял на себя Фундинул.

Он обламывал сухие веточки со склоненных над водой деревьев и обдирал необходимую для растопки кору.

Иногда приходилось ненадолго приставать напротив какой-нибудь живописной полянки, чтобы мессир Маноло, который лучше других разбирался в травах, мог собрать подходящий для заварки чая сбор.

Течение было спокойным, а озерные люди старались больше не докучать Фраю. Их удавалось увидеть все реже, где-нибудь в камышах, откуда они смотрели на плот своими желтыми глазами, а затем беззвучно погружались в воду.

Так минул еще один день, и началась ночь. Река входила в гористую местность, и, хотя никаких порогов пока не замечалось, течение становилось все быстрее и беспокойнее.

Никаких часовых Каспар не ставил. Спали все, однако очень чутко, и, едва на реке раздавался посторонний звук или плот вздрагивал на водовороте, как тут же все его пассажиры просыпались.

В середине ночи пришлось проснуться от далеко разносившегося над водой потрескивания. По мере того как плот спускался по реке, его пассажиры стали различать синеватые сполохи, освещавшие группу скал на правом берегу.

– Что это может быть? – спросил Каспар, обращаясь к мессиру Маноло.

– Это нехорошее место. И что бы там ни происходило, нам не стоит вмешиваться.