Бахранк затормозил, замедлил ход и облегченно вздохнул:

– Я знал, что они попытаются это сделать.

Было видно, что он испытывает сильное облегчение, смешанное с удивлением.

Макки, потрясенный такой неожиданной близостью смерти, утратил дар речи.

Машина теперь ехала по джунглям в тишине, и у Макки было время прийти в себя, правда, он не знал, что сказать. Он не мог понять причину удивления Бахранка, его беззаботность и полное пренебрежение к тому, что они только что пережили.

Тем временем они выехали на нетронутую покатую равнину, ровную и зеленую, как подстриженная парковая лужайка. Равнина полого спускалась к чахлым кустарникам, сквозь которые виднелось серебристое русло реки. Внимание Макки было привлечено к крепости без окон, что высилась посреди равнины на средней дистанции от них. Крепость возвышалась над поросшим кустами берегом реки. От крепости отходили две стены, образующие узкий металлический барьер.

– Это наши ворота, – сказал Бахранк.

Он повернул машину влево, притормозив между вышками.

– Девятый вход, сейчас мы въедем в него через туннель, – произнес он.

Макки кивнул. Стены, туннели и ворота – это были ключевые для обороны Чу понятия, ведь на Досади господствует психология «осажденной крепости». Туннель проходил под рекой. Макки попытался наложить туннель на карту, которую люди Арича заставили его запомнить наизусть. После инструктажа он должен был отчетливо представлять себе географию этого места, его геологию, религию, общественное устройство, расположение всех укреплений, но сейчас ему было трудно определить свое местонахождение на этой ментальной карте. Он приник к смотровой щели и посмотрел вверх, когда машина начала набирать скорость, увидел большой центральный шпиль с горизонтально расположенными часами. Теперь он сориентировался. Карта была верной.

– Да, это девятый вход.

Бахранк, занятый рычагами управления, не отреагировал.

Макки бросил взгляд на крепость и с трудом подавил вздох.

Рокочущая боевая машина неслась вниз по склону с головокружительной скоростью, направляясь к черному металлическому барьеру. В последний момент, когда Макки казалось, что они вот-вот врежутся в стену, броневик нырнул под барьер, который резко ушел вверх, и оказался в тускло освещенном туннеле. Ворота с грохотом захлопнулись за ними. Машина заскрежетала гусеницами по металлическому ребристому полу.

Бахранк сбросил скорость, отодвинув один из задних рычагов. Машина приподнялась и встала на колеса. Грохот сразу стих, и Макки показалось на мгновение, что он оглох. Ощущение было настолько сильным, что Бахранку пришлось несколько раз повторить одну и ту же фразу, прежде чем до Макки дошел ее смысл:

– Джедрик говорит, что ты пришел из-за дальних гор. Это правда?

– Так говорит Джедрик. – Макки хотел произнести эти слова небрежно, но в них невольно проскользнули вопросительные интонации.

Бахранк принялся обдумывать ответ, ведя броневик по ребристому дну туннеля.

– Ходят слухи, что народ Окраины хочет основать там поселение и построить новый город.

– Интересные слухи.

– Но это так?

Ряд светильников в потолке туннеля давал мало света, и в кабине машины стало темнее, чем было на поверхности. Скудный свет отражался от кнопок и рычагов управления, но у Макки было ощущение, что Бахранк очень хорошо его видит и внимательно следит за выражением его лица. Это было невозможно, однако ощущение не проходило. Что стоит за этими расспросами Бахранка?

Почему мне кажется, что он видит меня насквозь?

Приступ подозрительности прошел, как только они выехали из туннеля на улицы кварталов. Бахранк повел машину направо по узкой аллее, держась в темно-серой тени.

Несмотря на то, что Макки показывали изображения этих улиц, при виде настоящего квартала его охватило дурное предчувствие. Как здесь грязно… тесно… уныло. Как много здесь народа. Люди были везде!

Теперь Бахранк осторожно вел машину на тихом колесном ходу, подняв гусеницы. Броневик ехал по узким улочкам, некоторые были вымощены булыжником, а другие – черными блестящими плитами. Улицы пролегали между стенами домов, высоту которых Макки не мог определить, глядя через смотровые щели. Последние этажи были ему не видны. Лавки были закрыты ставнями и охранялись. На улицах виднелись только люди, и на лицах их не было обычной для пешеходов беспечности. Челюсти были сжаты, люди бросали напряженные взгляды на проезжавшую мимо них машину. Мужчины и женщины, одетые в одинаковые комбинезоны Трудового резерва.

Заметив интерес Макки, Бахранк заговорил:

– Это человеческий анклав, а водитель – говачин.

– Они что, могут нас видеть?

– Они знают. У нас будут неприятности.

– Неприятности?

– Говачины и люди враждуют.

Это привело Макки в ужас. Он задумался, не в этом ли источник мрачного пророчества Арича: Досади будет разрушена изнутри. Бахранк продолжал:

– Вражда между людьми и говачинами нарастает, сейчас стало хуже, чем было раньше. Возможно, ты – последний человек, которого я везу.

Арич и его помощники подготовили Макки к досадийскому насилию, голоду и недоверию, но они ничего не сказали о межвидовой неприязни… Они лишь говорили, что некто, имени кого они не называли, может разрушить досадийское общество изнутри. Что пытался сказать ему Бахранк? Макки не осмелился открыто выказать свое невежество, и это сильно его расстраивало.

Бахранк, между тем, вывел машину из тесного проезда на более широкую улицу, заполненную тележками, нагруженными зеленью. Тележки медленно потеснились к обочине, пропуская бронивик. Ненависть ясно читалась в глазах людей, шедших рядом с тележками. Численность толпы поразила Макки. На каждую тележку (а Макки не мог их сосчитать) приходилось не меньше сотни людей, которые толпились вокруг, поднимали руки, что-то кричали в окружении других людей, стоявших плечом к плечу вокруг каждой тележки, спинами к ним, – очевидно, охраняя их содержимое.

Макки, приглядевшись к тележкам, вдруг с ужасом понял, что в них лежат отбросы. Толпы людей покупали отбросы.

Бахранк снова выступил в роли гида:

– Это улица Голода. Это отборные отбросы, самые лучшие.

Макки вспомнил, как на Тандалуре ему рассказывали, что в Чу есть особые рестораны, специализирующиеся на блюдах из отбросов и мусора, чтобы не пропадали даром остатки, не содержащие ядов.

Еще одна вещь привлекла внимание Макки: напряженные лица, робкие движения, ненависть и с трудом подавляемое стремление к насилию – все эти чувства преобладали в толпе, покупающей отбросы и пищевые отходы. И сколько же здесь было людей! Люди были всюду: в дверях подъездов, вокруг тележек, на дороге тоже были пешеходы, увертывавшиеся от машины Бахранка. В ноздри Макки била такая вонь, какой он не нюхал никогда в жизни. Удивило его и еще одно: древность картины происходящего в кварталах. Видимо, городское население, скученное внутри стен ради спасения от внешней опасности, приобретает черты архаичного поведения. По стандартам Конфедерации люди жили здесь в течение всего нескольких поколений, но город выглядел очень старым – таких старых городов Макки еще не приходилось видеть.