Агенты Трии донесли, что здесь расположено тайное убежище Джедрик. То есть не в глубине кварталов. Умно, ничего не скажешь. Но у Трии в этом здании был свой старый агент – да и не только в этом. Обычная предосторожность. Теперь все зависело от скорости. Агент в здании получил приказ устранить охрану и наблюдателей на пульте следящей аппаратуры. Останется только часовой у входа. Трия ждала подходящего момента.

На улице воняло канализацией: трубы были вскрыты. Случайность, несчастный случай? Результат мятежа? Трии не нравилось это место, его аура. Что за игру ведет Джедрик? Нет ли в этом охраняемом здании каких-нибудь сюрпризов? Джедрик наверняка знает, что ее подозревают в организации мятежа, да и в других столь же опасных деяниях. Но чувствует ли она себя в безопасности здесь, в своей крепости? Ведь люди склонны чувствовать себя в безопасности среди своих. Сил у Джедрик наверняка немного, однако она затеяла какой-то заговор, и Трия пока не могла по достоинству и в полной мере оценить масштаб этого заговора. Вероятно, будут переговоры. Вероятно, Джедрик появилась здесь так открыто только для того, чтобы привлечь Трию. Такая возможность приятно щекотала нервы.

Вместе мы будем непобедимы!

Да, Джедрик полностью соответствовала образу идеального агента. При должной организации вокруг нее…

Трия взглянула налево, потом направо. Улица была пустынна. Она посмотрела на часы: время пришло. Движением руки она отправила двоих своих солдат в обход, а одного вперед, к воротам. Когда все трое были на месте, она сама скользнула вперед под прикрытием оставшихся солдат.

Часовой оказался человеком с седыми волосами и бледным лицом, которое отливало желтизной в свете уличных фонарей. Веки тяжело опускались под действием наркотика, которым агент Трии опоил охрану.

Трия открыла ворота, увидев в руке часового тревожную кнопку – что ж, ожидаемо. Солдат ухмыльнулся и наставил кнопку на нее. Она понимала, что часовой узнал ее, теперь многое зависело от добросовестности агента.

– Ты хочешь умереть за лягушек? – спросила Трия.

Часовой знал о мятеже, о беспорядках на улицах. И он был человеком, верным своему человеческому долгу, но он также знал и то, что Трия работает на Броя, на говачина. Нужно посеять в нем нерешительность. Не перебежчик ли она? Он помнил о своем человеческом долге, он фанатично ценил свое положение, которое помогло ему вырваться из бездны нищеты и прозябания. Кроме того, его связывала наркотическая зависимость: все часовые были пристрастны к каким-то наркотикам, но этот принимал средство, которое притупляло чувства. Солдату было трудно удерживать в уме несколько мыслей одновременно. Он не имел права принимать наркотик на службе, и теперь это не на шутку его тревожило. Нужно было так много обдумать, и Трия задала очень правильный вопрос. Он не желал умирать за лягушек.

Она указала пальцем на кнопку сигнализации, задав немой вопрос.

– Это сигнальная кнопка, – сказал часовой. – Не бомба.

Она замолчала, вынудив его сосредоточиться на своих сомнениях.

Часовой с трудом сглотнул: в горле у него пересохло от волнения и страха.

– Присоединяйся к нам или умри.

Он перевел взгляд на спутников Трии. Такие вещи частенько случались в кварталах, но реже здесь, на склоне, который вел наверх. Этот часовой был не единственным в охране, кто точно знал, что и кого он охраняет. Ему были даны четкие инструкции и тревожная кнопка, чтобы оповестить о нападении. Другие были снабжены более изощренными средствами и имели право принимать более значимые решения. Он же оставался самым слабым звеном в обороне здания.

– Присоединиться к кому? – спросил он.

В его голосе прозвучала деланая воинственность, и Трия поняла, что он у нее в руках.

– К своему виду.

В опьяненном наркотиком мозгу часового вновь проснулись прежние страхи. Он понимал, что ему надо сделать: разжать руку. Тогда сигнализация не сработает. Он мог сделать это по собственной воле и избежать смерти.

Рука разжалась, но сомнения остались, и эти сомнения вызвали страшное подозрение. Может быть, устройство в его руке не просто тревожная кнопка, а детонатор. Он уже давно раздумывал над этим.

– Мы будем хорошо с тобой обращаться, – пообещала Трия.

Она дружески положила руку на плечо часовому, дав ему понюхать мускус, а вторую руку раскрыла, показывая, что у нее нет оружия.

– Передай эту штуку моему спутнику и покажи, как с ней обращаться.

Один из солдат Трии сделал шаг вперед.

Часовой подробно объяснил, как работает устройство и как его можно отключить, а потом передал солдату Трии.

– Это легко, если уметь, – сказал он.

Когда спутник Трии взял устройство, она подняла руку с плеча часового и легко коснулась отравленной иглой, вставленной в ноготь, сонной артерии часового. Он судорожно вздохнул, закатил глаза и начал оседать на землю.

– Я хорошо с ним обошлась, – сказала Трия.

Спутник широко улыбнулся. Все вместе они оттащили тело в глубину амбразуры, и место часового занял солдат с кнопкой сигнализации. Другие прикрыли Трию своими телами и вошли в здание. Вся операция продолжалась не более двух минут.

Пока все шло гладко, как и ожидала Трия, планируя операцию.

Вестибюль и отходящие от него коридоры были пусты.

Отлично!

Ее агент заслуживает повышения.

Они поднялись наверх по лестнице, не доверяя лифту. Подняться нужно было всего на три коротких лестничных марша. Холл наверху тоже был пуст. Трия повела свой отряд к нужной двери, ключ от которой получила от агента. Дверь беззвучно открылась, и они вошли внутрь.

Шторы были опущены, освещение выключено, и в комнате царил полумрак. Спутники Трии встали у закрытой двери и вдоль боковых стен. Это был самый опасный момент: здесь Трии предстояло действовать самой.

Свет проникал снаружи сквозь узкие щели жалюзи южного окна. Трия различала смутные силуэты мебели, разглядела и кровать, на которой виднелась какая-то темная масса.

– Джедрик! – шепотом позвала Трия.

Ноги Трии коснулись мягкой ткани, сандалий, стоявших на полу.

– Джедрик?

Голенью Трия ощутила край кровати. Девушка подняла руку с пистолетом и протянула руку к темной куче, но это оказался всего лишь ком смятого постельного белья. Трия обернулась.

Дверь ванной комнаты была закрыта, из-под нее пробивалась узкая полоска света. Трия отбросила ногой одежду и сандалии, встала с одной стороны двери, а солдатам жестом приказала стать по другую сторону. Все это было проделано без малейшего шума.

Трия осторожно опустила ручку двери и рывком распахнула ее. Ванна была до краев заполнена водой, а в ней лицом вниз плавало тело. Рука безвольно висела на краю ванны. Темно-пурпурная рана виднелась за левым ухом мертвой женщины. Трия подняла голову убитой за волосы и посмотрела в лицо трупа, а потом медленно, стараясь не плеснуть водой, опустила голову обратно в воду. Это была ее агент, человек, на которого она целиком и полностью полагалась, готовя эту операцию. Смерть наступила от ритуального говачинского удара, оставившего темно-красную зияющую рану. Говачин ударом своего когтя оглушил жертву, а потом утопил ее? Или это всего лишь инсценировка говачинского ритуала?