— Как будто ты не знал.

Я холодно посмотрел на него, но мне было любопытно, откуда он мог это знать.

— Я был не совсем тактичен, как должен был, мм? — он ответил на мой невысказанный вопрос, проходя в комнату и садясь в кресло по другую сторону Козимы. Его мясистая рука дрожала, когда он нежно схватил ее за руку. — Я не мог быть таким, когда моя дочь была так близко. Я знал, что, скорее всего, ты и другие положили на нее глаз, но я потворствовал своей потребности увидеть ее больше, чем было разумно, если я действительно хотел остаться мертвым.

Вековая ярость в моем сердце улетучилась под теплотой его привязанности к моей жене. Он не был рядом с ней, когда она была девочкой, и я злился на него за это, хотя знал, что это был не совсем его выбор. Мне хотелось верить, что настоящий мужчина принимает собственные решения независимо от препятствий, с которыми он сталкивается, но жизнь не так проста, и я на собственном опыте испытал, как трудно преодолеть собственные обстоятельства.

По правде говоря, он любил Козиму так страстно, что это неоднократно заставляло его жертвовать собственной безопасностью, чтобы увидеть ее счастливой.

Я мог бы это уважать.

Разве я не провел последние четыре года, делая то же самое?

Но мое смягчение было более чем рациональным.

Однажды, много лет назад, перед смертью моей любимой матери, я назвал этого человека дядей Торе. Мы провели с ним бесчисленное количество дней, когда мы были мальчиками, как в Англии, так и в Италии, с нашей матерью, изучая итальянский, собирая оливки в его многочисленных садах и давя пальцами ног по старинке только потому, что мальчикам было весело пачкаться. Он тоже любил нас, не совсем так, как Козиму, но по-своему. Мы были детьми его лучшего друга, и, как это принято в Италии, это сделало нас для него семьей.

Итак, в арктических ледниках, которые я построил между собой и моей прежней привязанностью к этому человеку, образовались глубокие трещины, и они стали глубже, когда я увидел, как одна яростная слеза скатилась по его морщинистой щеке.

— Это был Джузеппе ди Карло и его люди, — тихо сказал я, стараясь не потревожить великолепную красавицу, спящую в моих объятиях. — Это все, что я успел сделать, прежде чем она снова уснула.

Он коротко кивнул, и на его лице отразилась ярость.

— Конечно, это были они. Он пытался начать войну с тех пор, как Данте занял пост капо Каморры. Ему не нравится, что мы не будем с ним вести переговоры. Ему не нравится, что мы представляем угрозу его территории и бесспорному правлению вора в законе мафии в городе.

— Возможно, — согласился я. — Но это нечто большее. Он заключил сделку с Орденом и с Ноэлем, чтобы шпионить за Козимой в обмен на членство.

— Больше силы. — Торе цокнул языком и покачал головой. — Иногда эти stronzo не понимают, что не все силы созданы равными. Зараза некоторых, подобная этой, положит вам конец.

— Я не могу спорить. Он мертв.

Его лоб исказился глубокими морщинами от шока.

— Как же так? Ты уже добрался до него.

Я наклонил голову к жене, провел пальцами по ее макушке, собирая между пальцами шелковистые локоны. Ее великолепная грива утешала меня так же, как и ее.

— Она уничтожила его до того, как ее застрелили. По крайней мере, она так говорит.

— Проверь это, — сказал он, и это было наполовину вопросом, наполовину размышлением. Я не сомневался, что он проверит это, хотя ожидал, что я сделаю то же самое. — Тем не менее, мы убьем всех причастных к этому людей.

Я кивнул.

— Таков план.

Мы на мгновение встретились глазами, глядя на распростертое, изломанное тело Козимы, объединяя нашу двойную защиту и нашу объединенную ярость и жажду мести.

— Где ты был, когда это произошло? — спросил он, и это был не выговор, а просто любопытство.

— Я столкнулся с Ноэлем, — признался я. — Еще раз, я думаю, что он спланировал это совершенно правильно, чтобы я ушел, а она стала уязвимой. Хотя, — добавил я голосом, похожим на сухой лед, — Данте должен был присматривать за ней.

Торе поморщился, поднес руку Козимы к своему лицу, прижал ее к щеке и закрыл глаза.

— Это моя ошибка. Я позвал Данте для другого проекта, который нужно было сделать для нашей организации. Я не осознавал…

Я хотел спрятать гнев, который я испытывал по отношению к Данте, в булавке, дикий и бешеный, но я знал, точно так же, как я знал, что Козима была причиной моей жизни, что Данте никогда не допустит, чтобы ей причинили какой-либо вред, если бы он мог на это повлиять. Должно быть, у него была причина оставить ее, и я обязательно это быстро узнаю.

— Приказ выполнен, — сказал я Сальваторе, нуждаясь в его поддержке, на нашей стороне, больше, чем когда-либо. — Но Ноэль все еще заперт в Перл-Холле и может свободно совершать свои маневры. Я не хочу, чтобы Козима оставалась одна ни на мгновение, пока его не запрут в тюрьме, где ему, черт возьми, место.

Наши глаза встретились, в наших взглядах заключилась сделка.

— Bene, — согласился он. — Все, что тебе нужно. В самом деле, могу ли я предложить тебе позволить ей выздоравливать вместе со мной в моем доме на севере штата? Это очень конфиденциально и очень безопасно. Тебе не придется беспокоиться.

— Я не оставлю ее. — Это было настолько исключено, что я бы рассмеялся, если бы моя жена только что не вышла из комы, а мое сердце все еще не восстанавливалось.

Мужчина, который когда-то был моим дядей, а затем моим заклятым врагом, долго смотрел на меня, положив руку моей жены на лицо, как бы привязывая его.

— Я не предполагал, что ты это сделаешь. Добро пожаловать вам обоим в мой дом, Александр, если ты этого пожелаешь.

Я посмотрел на женщину в своих объятиях, на милый изгиб ее лица и на густые веера ресниц, лежащие на ее крутых щеках, и знал, что сделаю все, чтобы она была в безопасности и счастлива. Даже если это означало примирение с человеком, которого я ненавидел больше десяти лет.

— Отлично. Я буду там, но только тогда, когда я не буду выслеживать людей ди Карло, — сказал я ему.

В дверях появился Данте, измученный, но напряжённый собственной яростью.

— Охота для меня звучит идеально.

Козима