— Сильно — признал я — Сильно… Еще раз прошу прощения, что увожу тему в сторону. Просто хочу получше понять своих собедников.

— Это взаимно. И пока что мы выигрываем — выпустив струю дыма, Ванло повторил свою тонкую ненасмешливую улыбку.

— Задаваемые вопросы говорят о человеке куда больше, чем ответы его собеседника?

— Ты умен и мудр, Охотник. Для твоего возраста это редкость. Возвращаясь к первым тревожным симптомам — обыски стали нерегулярными. В свое время меня это сильно потрясло.

— Что потрясло? — удивился глава Замка — Отсутствие шмона?

— Еще как! Сами посудите — больше двадцати лет я знал, что ко мне сегодня явится тюремщик. Я специально проводил дополнительную уборку, загодя стирал все грязное…

— Убирал все ценное в тайник — вставил сидящий рядом с главой Замка старичок и ехидно рассмеялся.

— Мы разные — вздохнул Ванло — Мы действительно очень разные…

— Регулярность ночных осмотров рухнула. Все стало непредсказуемым?

— Верно. Теперь тюремщики могли явиться три раза в месяц, а потом могли не появляться по полгода. Я всегда прибегал к некоторым мерам и поэтому точно знал, когда меня посещали, отмечая это в дневнике. Позднее проявились иные и еще более тревожные признаки — изменилось тюремное меню. И изменилось в худшую сторону.

— Вот это вряд ли — искренне удивился я, не без ностальгии вспомнив те шикарные вкуснейшие порции — Там кормили как в раю…

— Значит ты не видывал рая, Охотник — улыбнулся Ванло — Я чуть пьян и посему готов признаться, что по тюремной пище скучаю безмерно. Особенно по выдаваемой раз в неделю огромнейшей порции многослойного парфе с кусочками фруктов и все это внутри потрясающе вкусного коржа…

— Раньше еда была лучше — кивнул Михаил Данилович — Это я помню. И вряд ли когда-нибудь смогу забыть вкус пропитанного вином праздничного крокембуша…

Опять откинувшись, я разочарованно скривился:

— С годами стало меньше плановых проверок камер, а еда стала проще? И это вы посчитали нехорошими признаками?

— Не только их. Но… ты не согласен с нашими первыми доводами?

— Абсолютно не согласен — уверенно кивнул я — Тут налицо не сбой системы, а ее намеренное упрощение и удешевление. К чему перекармливать узников? К чему лишняя морока с ночными проверками? Не спорю, что здешняя воздушная тюрьма самая сложная из возможных. Но эта система в буквальном смысле крутится и вертится уже годами. Если там наверху не совсем дураки, то они методично собирали информацию все эти годы, вычленяя ту самую золотую середину каждого аспекта, будь то нормальная норма калоража или шмон камер. И да — я все же согласен с главным вашим выводом, Ванло. Вы правы — система коллапсирует. Я бы даже назвал это агонией, но растянутой на десятилетия. Но уменьшение количества вкусных десертов я в признаки коллапса включать не стану.

— Хорошо… тогда может ты поделишься своими мыслями? В отличие от нас ты молод и смотришь на мир под иным углом… Мы говорим, что старость подобна высочайшей мудрой вершине и тут есть чем гордиться, вот только с такой высоты порой не углядеть важные мелочи…

— Уменьшение количества блюд и проверок — это как раз признак оздоровления системы. Я бизнесмен. Пусть в прошлом, но бизнесмен. И одно из главных стремлений любого бизнесмена это максимальное удешевление любого процесса или производства. Еженедельный парфе и праздничный крокембуш? Да вы обалдели. Я бы даже не включил их в первоначальное меню. Учитывая прочность кирпичной кладки в тюремных камер, хватит плановой проверки раз в месяц, а к этому стоит добавить внеплановую и внезапную хотя бы раз в год — причем пусть она случится не ночью, когда все интересное попрятано в хитрые тайники, а среди дня, для чего надо узнику подать обед со снотворным.

— Тут не бизнес, Охотник — возразил Михаил Данилович — Это тебе не ресторан, что должен приносить прибыль. Тут речь о спасении целой цивилизации и ради этой цели никто не станет считаться с расходами.

— Станет — не согласился я — Тут не ресторан, но это и не боевая операция. Тут огромная тюрьма с единственно важным опаснейшим узником. Сколько это уже длится? А сколько продлится еще? Сто лет? Двести? И как не крути, а кто-то должен оплачивать этот банкет. И этот «кто-то» — государство. Планетарная власть. Платится все из казны, а она не безразмерна. К тому же если изначально народ безмерно радовался пленению главной угрозы, что терроризировала их тысячелетиями, то спустя пятьдесят лет это уже не новость, а скорее обыденный факт. Положительный, но для многих уже не особо важный факт — особенно для новых поколений. Я помню, как в детстве бабушка наряжалась на день Победы девятого мая. Как неотрывно смотрела она парад на Красной Площади — парад Победы. Иногда она даже плакала. Для нее это было важно. А для меня… я смотрел пару минут на катящиеся по брусчатке танки и уходил играть во двор… у меня были дела поинтересней.

— Интересное сравнение — Михаил Данилович задумчиво постучал пальцами по столу и отставил бутылку, не став наливать добавки — И ведь верное сравнение. Ведь после пленения этого чудовища на их планете впервые родились поколения, не знающие страха перед страшной угрозой с космоса… им не приходилось прятаться в подземных убежищах… У них было счастливое беззаботное детство — и это не могло не наложить свою печать некоторого безразличия к старым страшилкам…

— Да — кивнул я — Именно так. Помимо этого, есть и естественная ротация персонала. Старые кадры уходят на пенсию. Их сменяют новые — и им, в отличие от ветеранов, надо как-то выслужиться. Надо проставить в своих трудовых досье какие-то галочки, добиться каких-то свершений. Побеждать уже некого… И тогда новенький карьерист пододвигает к себе монитор компьютера и начинает рыскать по документам, выискивая нечто мясистое и сочное… и первое на что он натыкается так это безмерно раздутый бюджет. Дальше следует радостное потирание холеных ручек, после чего он берется за канцелярский нож и начинает резать премии персоналу, рацион узникам, количество отпускаемых на командировки литров бензина, попутно отменяя льготы и привилегии… Я утрирую, но так оно чаще всего и случается.

— Мы немного отвлеклись от темы — заметил Ванло.

— Тема… — повторил я — Что ж… Учащение проверок — это сбой. Появление ЧерТура, могущего явиться в камеру и убить узника смертельным уколом — это сбой. Передаваемые с едой записки со словами «не рази его, не рази» — это сбой.