Хотя, кто сказал, что они проводят ритуал прямо сейчас? Что мешало им провести его раньше? От таких мыслей Готфриду стало тревожно, он некстати подметил, что ведьмы попритихли в последнее время.

Процессия миновала восточные ворота. Вот и мост Кеттенбрюке, а теперь Кёнигштрассе, Унтере Кёнигштрассе… неужели?…

В конце Кёнигштрассе Фёрнер остановил карету, вышел и указал на дом, находившийся неподалёку от конфискованного теперь дома Альбрехта Шмидта.

— Айзанханг, прикажите солдатам идти потише. Нельзя допустить, чтобы ведьмы услышали их топот.

Карета осталась на месте, а ландскнехты осторожно двинулись вперёд, придерживая подвижные части доспехов, чтобы те не болтались и не бились друг о друга.

— Вот оно, колдовское логово! — слышал Готфрид шёпот сзади.

— Не дай бог услышат нелюди, вмиг по мётлам рассядутся и улетят. Только их и видели.

— Главное, чтобы не прокляли и не сглазили…

Готфрид обернулся и увидел, как несколько ландскнехтов вразнобой осеняли себя крестными знамениями. «Трусы маловерные!» — хотел он прикрикнуть на них, но разве это сейчас поможет? Он только выдаст себя вместе с солдатами. Проклятье там или нет, а сила Господа с нами. Мы исполняем волю Его, и потому победим.

Рядом шёл Фёрнер. И что его погнало ночью в эту облаву? Не доверяет старик ему, Готфриду. Думает, наверное, что он опять всё испортит. Упустит верхушку. Но в его возрасте викарий скорее помещает, чем поможет и проконтролирует. Или сам попадёт под пулю или стрелу, или что там у еретиков есть?

Сквозь закрытые ставни на улицу пробивался жёлтый свет, слышались приглушённые голоса и тени то и дело шныряли внутри. Колдовской дом был полон жизни, несмотря на глухую ночь.

Ландскнехты помаленьку начали окружать его. Подобрались к окнам, к двери. В доме горит свет, ставни заперты.

С четверыми Готфрид ушёл в конец улицы и постучал в один из домов.

— Кто это? — донеслось из-за двери через некоторое время.

— Именем Святой Инквизиции, откройте!

Дверь тут же отворилась. Испуганный, скрюченный мужичонка отскочил от неё и затравленно уставился на пятерых пришедших. За кем они пришли? Что им нужно?

— Чёрный ход есть? — спросил Готфрид, совсем сбив несчастного горожанина с толку.

— Е-есть, — нервно кивнул тот.

— Давайте через чёрный ход, будете ждать позади их дома, — скомандовал Готфрид и четверо ландскнехтов ввалились внутрь, позабыв всякое приличие.

Дело в том, что дом, в котором ютились еретики, был зажат между остальными, и все вместе они являли подобие стены. И чтобы добраться до чёрного хода, нужно было либо обойти всю улицу, либо вот так, через чей-то дом.

Готфрид вернулся обратно. Ландскнехты подготовились к штурму, а герр Фёрнер благоразумно стоял чуть поодаль. Если бы в него вздумали стрелять из окна, то стрелку нужно было бы высунуться наружу и прицелиться под очень острым углом к остальным домам. Викарий никогда не был связан с армией или войной, и поэтому его предусмотрительность поражала Готфрида.

— Давай, — шепнул Фёрнер и коротко кивнул.

Готфрид приблизился к двери.

Ещё раз оглядев своих солдат, он глубоко вздохнул, пытаясь унять дрожь в коленках, и мягко махнул рукой.

Бум! Бум!

Двое ландскнехтов по очереди били в дверь тяжёлым тараном. Железная болванка сталкивалась со старым деревом. Грохот и треск.

— Именем Святой Инквизиции, откройте!

Бум! Бум!

Дверь наконец поддалась и с хрустом рухнула внутрь. Пыль и грохот доспехов. Готфрид вместе со стражей вбежали внутрь.

Внутри горел свет, множество лиц незнакомых мужчин и женщин обратилось к солдатам. Среди них были зелёные глаза старой ведьмы, которую Готфрид видел однажды, а также серые, ядовитые очи Хэлены Каленберг.

— Защищайте Мать! — раздался грубый голос, и мужчины надвинулись на солдат.

Готфрид выхватил пистолет, направил его в лицо ближайшему.

— Именем Святой Инквизиции и Господа Бога вы все арестованы!

— Защищайте Мать!

И лавина тел, которыми дом был набит под завязку, ринулась на пришельцев. В воздухе замелькали ножки стульев, шпаги, табуреты, ножи и мечи.

Панцирная пехота стражи на мгновение хлынула назад, но вот мышцы вспомнили казарменную муштру, и бронированные бойцы навалились на еретиков, тесня их внутрь дома.

Солдаты хватали их и втаскивали в железное кольцо, а потом толкали дальше, наружу. Там их вязали и ставили на колени, подрубая ноги древками алебард.

— Вяжите их, ребята!

— К стенам, к стенам прижимай!

Готфрид так и не выстрелил из пистолета, и теперь пробивался внутрь, разбивая головы его рукоятью. Где они держат Эрику? Холодный подвал, где она распята на потемневшем от крови алтаре?

— Смерть христовым выродкам!! — вопль донёсся сверху, с лестницы на второй этаж.

Вдруг грохнул выстрел, и звериное рычание вокруг сменилось криками паники и страха.

Но Готфриду было всё равно. Он пробивался вперёд, обнажив шпагу. Удары сыпались на него со всех сторон, но он, словно обезумевший медведь, не чувствовал их. Шёл напролом. А за ним мостил дорогу стальной клин городской стражи.

Ещё одна комната, запруженная народом. К стенам прижались ведьмы, прячут лица, пытаются ускользнуть прочь. А между ними и Готфридом потные рыла еретиков, их зловонное дыхание, гнилые жёлтые зубы и ругань, ругань и крики.

— Где Эрика?! — кричит Готфрид, сам не зная, кому. — Где вы её держите?!

А в ответ только ругань и удары. Рычание, кряхтенье и удары. Как хорошо, что здесь негде даже размахнуться. Богохульники больше мешали друг другу, чем инквизиции. И слава Господу!

— Эрика!

Но вот впереди мелькнули чёрные волосы Хэлены Каленберг и растрёпанные космы той самой Матери, Готфрид рванулся за ними. Еретики прикрывали ведьм своими телами, проталкивали их дальше. А Готфрид расталкивал эти тела, прорываясь вперёд и вперёд, пока наконец не достиг двери, где скрылись колдуньи.

Получив изрядный толчок в спину, он едва не распластался на полу, но всё же сумел удержать равновесие. Комната была заставлена глиняными горшками, на верёвках вдоль стен и под потолком висели пучки сухих трав. В дальнем углу испуганный юноша подталкивал ведьм в спину, опасливо оглядываясь на Готфрида. А в середине комнаты трое мужчин. Один, лысый, держал металлический прут, другой нож, а третий возился с пистолетом, пытаясь забить пыж.

С ходу, не рассуждая ни секунды, Готфрид выстрелил в правого, с пистолетом. Потом широкий взмах, но шпага и железный прут скрестились, словно на дуэли. Усатый с ножом пытался зайти слева, пока лысый размахивал прутом. Готфрид отступал, отводя шпагу от ударов — чтобы не затупилась. Он схватил левой рукой глиняный горшок со стола, бросил, но лысый увернулся. Следующий горшок — снова мимо. Третий же, столкнувшись с железным прутом, просто разлетелся в пыль.