На другой день в Зимнем дворце был выход. Безбородко читал «объявление о причинах войны с Польшею». Под залпы пушек Петропавловской крепости был отслужен благодарственный молебен. Отведав варшавских хлеба-соли, императрица собственноручно угостила ими дочь победителя.

Зная о влиятельных недоброжелателях и завистниках Александра Васильевича, Екатерина действовала по-суворовски: во время парадного обеда государыня провозгласила тост за здоровье генерал-фельдмаршала графа Суворова-Рымникского! Пили, стоя, при 201 пушечном выстреле.

«Пожалование Графа Суворова, по общей истине дело приличное, сбило с пути всех его старших, их жен, сестер, детей и приятелей», — сообщал Безбородко одному из своих друзей. Еще точнее выразился Завадовский: «Произведение Суворова в фельдмаршалы кольнуло генералов старее его. Граф Салтыков, Князь Репнин, Прозоровский, Князь Долгоруков просят увольнения от службы. Граф Салтыков (Иван Петрович. — В. Л.), как горячее наступал, то уже и отставлен; другие то же получат, когда настоять не перестанут. Суворов просвещается в Варшаве. Не перестает блажить. В прочем чудак, но всегда побеждать есть его жребий, и в войне все его сверстники останутся позади. Правду сказать, они ему не равны ни сердцем, ни предприимчивостью».

Правду сказать, прибавим мы, Суворов не зря считал Репнина и Салтыковых своими недоброхотами. Молниеносной кампанией он сам произвел себя в фельдмаршалы. Но этот легкоранимый человек, не забывавший нанесенных ему обид, не был мстительным.

Начальник штаба Суворова в Польской кампании Петр Никифорович Ивашев вспоминал, что в 1795 году Александр Васильевич по пути в Петербург проезжал мимо Гродно, где «главнокомандующий отдельным корпусом Князь Репнин имел главную свою квартиру»:

«Репнин в чине полного генерала был старее Графа Суворова, но ожидал уже встретить его со всеми военными почесть-ми, как Фельдмаршала своего и начальника.

Фельдмаршал узнал на станции о приготовленной для него за 8 верст пред Гродною встрече, приказал мне ехать вперед, отклонить все приуготовленные ему почести и явиться от его имени Князю Репнину с извинениями, что от сильной боли в ноге он не в состоянии иметь честь быть у него…

Репнин отпускает меня с видом сожаления, что Фельдмаршал не удостоил его посетить и принять его рапорт, сказав: и доложите, мой друг, Графу Александру Васильевичу, что я, старик, двое суток не раздевался, вот как видите, во ожидании иметь честь его встретить с моим рапортом".

На 7-й версте за Гродно я достиг Фельдмаршала. Слова Князя Репнина поколебали было его чувствительность, долго размышлял он, не возвратиться ли назад; наконец решился продолжать путь, сказав: "Князь Репнин упражнялся больше в дипломатических изворотах; солдатского мало"».

Чудная сцена. Честный отзыв. Как ни неприятен был Суворову Репнин, он не захотел унизить соперника, убеленного сединами.

Отметим важную подробность. В рескрипте императрицы от 19 ноября 1794 года говорилось: «Господин Генерал-Фельдмаршал Граф Александр Васильевич Суворов-Рымникский, поздравляю Вас со всеми победами и со взятием Прагских укреплений и самой Варшавы. Пребываю к Вам доброжелательна. Екатерина». В первоначальном варианте после слова «Рымникский» значилось «и Варшавский». Подумав, государыня вычеркнула это прибавление к графскому титулу Александра Васильевича. Прекрасно знавшая нравы европейских политиков, их двойные стандарты в оценках их собственных мер и действий России, Екатерина понимала, с каким озлоблением они будут встречать любое напоминание о штурме предместья Варшавы. Время подтвердило ее правоту. И по сей день западные историки выставляют русскому полководцу претензии за пражский штурм. Отповедь Суворова поражает исчерпывающей точностью: «Миролюбивые фельдмаршалы занялись на первую Польскую кампанию устроением магазейнов. План их был воевать с вооруженною нациею три года. Какое кровопролитие! Кто отвечает за будущее? Я пришел и победил. Одним ударом доставил мир и спас величайшее пролитие крови». Свой любимый афоризм — «Победа — враг войны!» — он подтвердил делом.

Всё познаётся в сравнении. В 1799 году в далекой Индии английские войска под командованием генерала Артура Уэлсли, будущего герцога Веллингтона, победителя Наполеона при Ватерлоо, взяли штурмом город Серингапатам. 30 тысяч защитников города, в том числе мирные жители, были истреблены. В 1809 году в результате штурма наполеоновскими войсками испанской Сарагосы весь гарнизон и большая часть мирных жителей погибли.

Самые авторитетные западные энциклопедии в биографии Веллингтона или Наполеона если и упоминают о кровопролитных битвах и штурмах, подают их без всякого морализирования как эпизоды боевой деятельности полководцев. На войне как на войне, говорят французы.

Иное дело — русский Суворов. «Он так же мало ценил своих солдат, как и население завоеванных городов», — читаем в «Британике». Застарелая неприязнь к России превратилась в манию. Невольно вспоминаются пушкинские строки из стихотворения «Клеветникам России», написанного в 1831 году в ответ на призывы французских парламентариев к вооруженному вмешательству на стороне восставшей Польши:

Суворов был христианин и всегда напоминал своим воинам о нравственном долге. «Умирай за дом Богородицы, за Матушку, за Пресветлейший дом! Церковь Бога молит. Кто остался жив, тому честь и слава! — говорится в его знаменитой солдатской памятке «Наука побеждать». — Обывателя не обижай, он нас поит и кормит; солдат не разбойник». Ни одна армия в мире не знала подобных заветов. Приказ разрушить во время штурма Праги никем не защищаемый мост в Варшаву является в военной истории редчайшим примером рыцарского благородства: русский полководец спас польскую столицу от мести солдат, не забывших апрельскую резню. Городской магистрат оценил этот подвиг великодушия и поднес Суворову драгоценную табакерку с надписью «Спасителю Варшавы».

В разгар успехов Суворова военные дела на Западе шли всё хуже. Французы повсюду били противников. Встревоженные успехами республиканцев, объявивших войну всем монархам Европы, берлинский, венский и петербургский дворы поспешили объединиться для отпора нашествию Франции. Ценой объединения стал окончательный раздел Польши, чьи исконные земли захватили Пруссия и Австрия.