Зарисовки Норблина вкупе с рассказом Дюбокажа, словно маленький документальный фильм, дают представление о живом Суворове. Их удачно дополняют воспоминания племянника последнего польского короля. Князь Станислав Понятовский в 1791 году смело выступил на сейме против новой конституции, подвергся обструкции и был вынужден покинуть родину. В апреле 1795-го он отправился из Рима в Петербург хлопотать о своих секвестированных имениях и по пути остановился в Варшаве.

«В моем загородном доме жил Суворов, и, желая взглянуть на первый, я не мог избежать последнего. Но где я увидел его? В чулане, где для меня приготовляли кофе.

Он пошел мне навстречу и сказал: "Мне совестно, что вы находите меня здесь, но зато посмотрите, как я содержу ваш дом".

Действительно, вся хорошая мебель была составлена по его приказанию в сарай. Нигде не было ни столов, ни стульев, а в той маленькой комнатке, где он занимался делами, стояли лишь стол и два стула, такие, каких не найти и в самом жалком кабаке.

Так как он давно знал меня, он вполне естественно сказал мне: "Мы не можем избежать войны с Францией, и мне поручат вести ее"».

Суворов внимательно следил за потенциальным противником, разбирал его возможности — и чисто военные, и духовные. Поражают его оценки противоборствующих сторон — французских роялистов и революционеров.

«Однажды в Варшаве на параде, — вспоминает Дюбокаж, — Суворов подходит ко мне, берет за руку и, отведя в сторону, говорит мне: "Петр Гаврилович, слушай, брат, я хочу писать к Шаррету[31], ты ему скажешь, что я дивлюсь ему, что я его поздравляю; слава Богу, честь ему… Ты мне принесешь вечером письмо, я его подпишу".

Потом, сделав несколько вопросов касательно его, окончил так: "Если ему удастся, то он будет великим человеком".

Но, кажется, он не совсем верил в успех, потому что вечером, когда я подал ему письмо для подписи, он спросил меня, каким образом я могу доставить письмо. Я ответил, что Шаррету весьма лестно будет получить его чрез русского офицера, и так как это поручение сопряжено с опасностью, то это мое дело.

Он задумался, потом сказал: "Я не хочу тебя посылать, потому что не предвижу ничего прочного в Вандее; каждую минуту можно ожидать его гибели"».

«Доблестный Шаррет! честь французских рыцарей! — говорится в письме Суворова. — Вселенная исполнена имени твоего, изумленная Европа созерцает тебя, а я восхищен и шлю тебе свой привет. Бог избрал тебя, как некогда Давида для наказания Филистимлянина. Благоговей пред волей Его. Лети, руби, рази — и победа последует стопам твоим.

Таковы суть желания воина, поседевшего на поле чести».

Подготовивший этот текст Дюбокаж делает интересную оговорку: слова о «воине, поседевшем на поле чести», не понравились Суворову, который не любил, чтобы ему напоминали о его возрасте. По этой же причине он приказывал завешивать зеркала там, где он квартировал.

Шаррет получил письмо непобедимого русского полководца, приветствовавшего героя Вандеи, славного защитника веры отцов и престола. Но силы были неравны. Пророчество Суворова сбылось. В марте 1796 года Шаррет был захвачен в плен и расстрелян.

Эмигрант-маркиз донес до нас поистине провидческие мысли Суворова о причинах торжества революционного начала в борьбе со старой властью: «Он имел высокое понятие о душе человеческой, почитал ее как частичку Божества и присваивал ей большую силу. "Знаешь, — сказал он мне однажды, — отчего якобинцы торжествуют во Франции? Потому что их воля тверда и непреклонна, а вы (эмигранты) не умеете желать. Чтобы иметь успех, надо иметь силу воли"».

Готовясь к походу против французов, возмутителей европейского спокойствия, он с еще большей настойчивостью, чем ранее, внедрял в войска свою «Науку побеждать», окончательно сложившуюся после Польской кампании.

Второй раздел этой памятки прямо назван «Разговором с солдатами их языком». Написанный сильным, образным слогом «Разговор» является не только выдающимся памятником военной мысли, но и литературным шедевром: «Ломи чрез засеки, бросай плетни чрез волчьи ямы, быстро беги, прыгай чрез палисады, бросай фашины, спускайся в ров, ставь лестницы. Стрелки, очищай колонны, стреляй по головам. Колонны, лети чрез стену на вал… Ров неглубок. Вал невысок… Ударь в штыки, коли, гони, бери в полон!.. Нога ногу подкрепляет, рука руку усиляет… У неприятеля те же руки, да русского штыка не знают… Богатыри! Неприятель от вас дрожит!» Чудо-богатыри заучивали памятку наизусть и помнили ее даже на склоне лет.

Немного найдется произведений, в которых бы так зримо и впечатляюще была передана стихия боя. Отзвуки суворовского «Разговора» слышны в чеканных строках пушкинской «Полтавы»:

«Солдату надлежит быть здорову, храбру, тверду, решиму, правдиву, благочестиву. Молись Богу! от него победа. Чудо-богатыри! Бог нас водит, он нам генерал.

Ученье — свет, неученье — тьма. Дело мастера боится, и крестьянин не умеет сохою владеть — хлеб не родится. За ученого трех неученых дают. Нам мало трех! Давай нам шесть! Нам мало шести! Давай нам десять на одного! Всех побьем, повалим, в полон возьмем! Последнюю кампанию неприятель потерял щетных семьдесят пять тысяч, только что не сто. Он искусно и отчаянно дрался, а мы и одной полной тысячи не потеряли. Вот, братцы! Воинское обучение! Господа офицеры — какой восторг!»

Большинство владельцев крепостных не горели желанием отдавать в армию хороших, здоровых работников и покупали рекрутов на стороне или, если не было достатка, сдавали провинившихся. Нередко комиссии по приемке отмечали физическую слабость новобранцев. Как же при таком подходе тому же Суворову удавалось делать из рекрутов настоящих солдат, превращать бывших крепостных в чудо-богатырей? Православная вера была основой для воспитания во вчерашних «рабах» высоких понятий о долге, чести и мужестве; довершало дело кропотливое обучение военной премудрости. «Обучение нужно, лишь бы с толком и кратко; солдаты его любят» — один из любимых суворовских постулатов.

Его войска были приучены к маршам с полной выкладкой, а чтобы ноша не казалась тяжелой, он призывал подбадривать солдат песней, военной музыкой, шуткой, придумал для солдатских ранцев шутливое прозвание — «ветры». Любую, даже самую обычную ситуацию Суворов использовал для обучения. Рассказывают, как он часто направлял лошадь на идущую колонну войск. Молодые солдаты почтительно расступались, а он сердился, кричал: «Службы не знаете!» Старики же, смыкая ряды и выставляя штыки, радовали его своей постоянной готовностью встретить атакующую кавалерию.