Плеск шагов по луже. Незнакомец обходит его, судя по всему, рассматривает. Кто это? Через клятый мешок ни черта не видно, только силуэт. Он пытается уловить запах незнакомца, почуять и понять, но не может. У палача нет запаха.

− Скажи, Бестужев, зачем ты в это ввязался? Как теперь выпутаешься?

С него срывают мешок. Свет на миг слепит, но глаза быстро привыкают. Он действительно в камере, сквозь узкое решетчатое окно пробивается яркое солнце, на каменный подоконник намело желтого песка. За окном слышится брань и крик. Кричит женщина, она о чем-то умоляет – он не знает о чем, не понимает языка. Но догадывается, что это арабский. Мольбы никого не трогают, люди здесь бессердечны. Раздается грубый смех солдатни, истошно лает овчарка. Выстрел.

Он вздрагивает от этого звука.

Наступает тишина.

− Где я? – шепчет он, и пересохшие губы трескаются, кровят.

− Я называю это место «Обитель Боли», − говорит незнакомец и поправляет на носу черные очки-авиаторы.

«Обитель Боли»? Это не важно. Он уже знает, где находится.

Пустыня. Арабский. Тюрьма. Незнакомец, одетый в камуфлированную форму паттерна «Desert»[1], известную как «Марпат». На шевроне звезды и полосы, и он точно помнит, что этот флаг когда-то принадлежал США, от которого потом отказалась современная Американская Федерация. Он хорошо знает историю. Он знает, что сейчас находится в Ираке, в тюрьме под названием Абу-Грейб[2]. Он знает, что сейчас 2004 год.

− Сраный конструкт… − шепчет он. – Запихнули меня в сраный конструкт… Почему Ирак, а? Я думал в Комиссариате предпочитают средневековье с дыбой и методами инквизиции. Или концлагеря времен Второй мировой войны.

Незнакомец смеется. Снимает темные очки и сует их в нагрудный карман. Глаза у него желтые с вертикальными зрачками. Он ухмыляется, демонстрируя острые как у хищника зубы.

− А я не из Комиссариата, − заявляет решительно и бьет ногой в живот.

Боль скручивает пополам. На месте удара, на животе, открывается глубокая рваная рана. Он удивленно смотрит на рану, и видит, что та полна гноя, в нем ползают жирные зеленые мухи.

Подкатывает тошнота. Пустой желудок скручивает в тугой ком, едва не вывернув наизнанку. Усилием воли он заставляет себя успокоиться. Это конструкт. Всего лишь конструкт. Нужно не верить тому, что видишь, слышишь, чувствуешь − и программа залагает.

Он поднимает голову и смотрит в глаза своему мучителю. Рана на животе тут же затягивается.

− Катись к черту, − заявляет он.

ЗАГРУЗКА…

Возвращение было жестким, мир расплывался и не желал становиться целостным. Егор открыл глаза. С трудом удалось сфокусировать зрение, и он обнаружил себя в допросной. Не в Белой комнате, как на то рассчитывал, нет. А в обычной допросной, в похожей он сам когда-то допрашивал подозреваемых. Он сидел за привинченным к полу столом, прикованный наручниками к столешнице.

− Ну что, Бестужев, говорить будешь? — послышался за спиной хриплый голос желтоглазого палача.

Егор обернулся: мучитель из иракского конструкта был в метре от него. Стоял, прислонившись к стене и скрестив руки на груди. Одет в серую форму, скроенную на манер тактической одежды силовиков, только без шевронов или других опознавательных знаков.

− Где комиссар? — спросил Егор.

− Вышел покурить, − прилетело со смешком.

− И позволил тебе затащить меня в сраный конструкт? Я знаю свои права. Так что зови сюда комиссара! – рявкнул Егор. — Кто ведет мое дело? Данилевич?

− Я здесь задаю вопросы!

Желтоглазый подошел и наотмашь ударил ребром ладони по лицу. Челюсть хрустнула, во рту собрался соленый сгусток. Егор тряхнул головой, как сбитый с толку пес, и сплюну кровавую слюну, та кляксой расползлась по прорезиненному покрытию.

− Я задаю вопросы, − повторил желтоглазый. – Где артефакт и останки марсианина?

Егор усмехнулся. Теперь он понял кто перед ним. В Москве не так много людей, обладающих достаточным влиянием, чтобы подкупить комиссара, таких людей вообще не существует. А вот «Центру ГЭК» это под силу. С недовольством Егор отметил, что Михей был прав: Стаса Войкина действительно не стоит недооценивать.

− Ага, так я и рассказал. Мне есть о чем поведать для протокола, а в теорию заговора не играю, извини.

Войкин снова замахнулся, но в этот миг дверь распахнулась, и безопасник отступил. В допросную вошел мужчина в черной комиссарской форме с погонами-треугольниками. Кажется, это Данилевич. Егор никогда не видел его в лицо, но сразу догадался кто перед ним. Следом за комиссаром в комнату вошел Кротов.

И тут Бестужев не выдержал. Обида на бывшего напарника пересилила здравый смысл, он дернулся вперед, в желании броситься на Кротова и разбить ему морду. Стул скрипнул, пошатнулся. Цепи на руках и ногах натянулись. Егор еще раз безрезультатно дернулся.

− Чертов предатель! − Бестужев презрительно сплюнул и сел обратно на стул. Цепь звякнула.

− Я предатель? – удивился Кротов. — Кажется, это ты меня предал. Убил тех людей на мосту, собирался утроить стрельбу в «Звездном».

Он ходил вокруг Егора; кружил, словно коршун.

− Говори, где артефакт и как выманить верхушку «Анти-гена».

− Я ничего не делал! — возразил Егор. — Пока не получу результаты проверки новостного видео, слова об «Анти-гене» не пророню!

− Убийца, − холодно сказал комиссар, золотые треугольники на погонах сверкнули в свете ламп.

− Убийца, − подхватил Кротов. — Ты ведь и меня хотел убить. Не отрицай!

К ним приблизился желтоглазый Войкин, наклонился к Егору и душевно спросил:

− Может, поговорим о твоей первой напарнице? Как ее звали? Титова…− он ритмично защелкал пальцами, будто припоминая.

− Юлия, − глухо подсказал Егор.

− Точно, − улыбнулся Войкин, показав острые зубы. − Может, расскажешь, что с ней случилось?

− Она погибла при исполнении.

Отвечал Егор нехотя, со скрипом на сердце, и от каждого слова будто бы кровоточили старые шрамы. После того случая, Егору понадобилось двести пять сеансов у психолога, чтобы НЕ думать о том дне, и не пережевывать его в памяти, замирая на «точках невозврата», которые могли все изменить, сделай он шаг на сантиметр левее или приди на пару минут раньше.

Он перевел взгляд на непроницаемое лицо Данилевича, четко произнес:

— Это была случайность… Вы ведь знаете, меня оправдали.

− Случайность? -- рассмеялся Стас Войкин. – Так же, как на мосту? А ты в этом уверен?