Дойдя до подножия склона, человек продолжил путь к мысу. Вдруг раздался резкий звук металла о скалу, как будто незнакомец что-то уронил. Только здесь включив электрический фонарь, он поднес его близко к земле, сузив круг света до предела. В вереске расплылось пятно голого камня, и он что-то бросил на землю. Упавший предмет откатился и после недолгих поисков обнаружился почти у самой тропинки. Это была золотая монета. Человек несколько мгновений постоял не разгибаясь, как будто не мог решить, поднимать ее или нет. Затем медленно распрямился и продолжил путь, оставив монету.

Через какое-то время усилившийся шум указал ему, что он подошел к краю скалы, к стремнине. Было так темно, что человек поцарапался о стоявшую тут скамейку. Он опять включил фонарь и направил луч на выступ скалы, явно отыскивая ступени, ведущие к воде. Высветив их, он немного постоял, пошарил руками в темноте и уронил еще одну монету. Проверив, куда она упала, незнакомец очень осторожно начал спускаться по ступеням. При свете дня спуск был безопасен, но в темноте приходилось идти медленно, неуверенно; несколько раз, прежде чем двинуться дальше, незнакомец воспользовался фонарем. Наконец он остановился на неровном плато прямо напротив маленького островка с тремя пихтами, что угнездился посреди бурного потока. Третья монета выпала из его руки, и опять послышался звук металла о камень.

Незнакомец подошел к самой воде, где до островка было ближе всего, и бросил туда золотую монету. Она блеснула в свете фонаря, который он держал перед собой; и хотя кромка островка за бурлящей водой была освещена слабо, выступ ярдах в пятнадцати можно было различить и таким образом убедиться, что монета долетела. Теперь, двигаясь более легко и уверенно, так как всем нам проще карабкаться наверх, нежели спускаться вниз, незнакомец снова поднялся по ступеням на вершину скалы и пошел по тропинке непринужденным шагом человека, ступившего на путь домой. Он, однако, пошел не той тропой, которая вела обратно к дому, а левее, вдоль восточной скалы, мимо того места, где два дня назад был найден клад.

– Ужасно скучная история, особенно в твоем изложении, – был комментарий Анджелы. – Что-то вроде сказки Оле Лукойе? Ведь смешно думать, что ты при этом присутствовал, поскольку, как послушный мальчик, обещал мне не переходить мост. Но почему ты торчал там так долго? Пока тебя не было, мы с мистером Палтни почти решили загадку.

– Если помнишь, я обещал, что моя нога не ступит на мост. По счастью, ограждение в неплохом состоянии, и всякий, кого в школе гоняли в спортзал…

– Майлз! Ты просто непереносим! Мистер Палтни, призываю вас в свидетели, какая омерзительная разновидность вранья. И этот человек называет себя моим мужем!

– Должен признаться, вследствие длительного знакомства с обычаями, принятыми у молодежи, и в результате довольно любопытной аберрации мои нравственные убеждения несколько пострадали, – ответил мистер Палтни. – Как оказалось, я способен закрыть глаза на нравственную низость обмана, если он сопровождается достаточной степенью художественной изобретательности. Находчивость мистера Бридона, не говоря уже о физической ловкости, если он в самом деле на руках перебрался по перилам, полагаю, трудно переоценить. Несомненно, он прибегнул к уловке…

– О, вы все просто безнадежны. Ладно, слушай, Майлз. Я прощу тебя при одном-единственном условии – если ты расскажешь мне, зачем все это было нужно. Видит бог, мы не купаемся в роскоши, чтобы ты разбрасывал соверены по острову Эрран. Хотя, черт подери, откуда у тебя соверены, если мне приходится делать покупки при помощи этой грязной мелко нарезанной бумаги?..

– Успокойся, Анджела. Подобное проявление раздражительности в присутствии нашего гостя едва ли подобает занимаемому нами положению. Что ж, видимо, мне придется отчитаться за время, прошедшее после благотворительной ярмарки. Я и так собирался все вам рассказать, поскольку, понимаете, вы можете оказаться полезными.

– Боюсь, мне неминуемо придется оказаться полезной. Но если ты вручишь мне мошну с соверенами, не думай, что я потрачу их на игру в догонялки, им найдется применение получше.

– Если быть точным, это были не в полном смысле соверены. Речь идет о золотых монетах эпохи Георга III; в подобных случаях очень важна точность. Видишь ли, они должны послужить наживкой.

– То есть Летеби должен их найти и прийти к выводу, что они выпали из сундука с кладом? Но, по-моему, ты говорил, в сундуке, который они выкопали, не было монет, только сережки, несессеры, что там еще?

– Верно. И если бы я был уверен, что в твоем распоряжении имеется несессер 1745 года производства, я бы немедля у тебя его позаимствовал. Но поскольку такого предмета в твоей косметичке я не припоминаю, то был вынужден задействовать все свои возможности, чтобы его заменить. Убедившись, что я могу вступить во владение этими ценными экспонатами, и будучи твердо уверен, что дирекция компенсирует мне расходы, я рискнул использовать четыре из них – в общем-то больше у меня и не было – как наживку. Да, Летеби должен их найти; и его реакция обязательно покажет нам, кто он на самом деле – человек, который потерял клад, или человек, который его укрывает.

– А как мы увидим его реакцию? Нас ведь там не будет.

– Ты будешь. Не позже, чем завтра утром. Ни свет ни заря. Я же в это время буду удить рыбу с мистером Палтни.

– Удить рыбу? Да ты не отличишь муху от червяка.

– Если ты настаиваешь, я поинтересуюсь ценами на гольф в Нэрне. Но мне кажется, рыбалка лучше, потому что если ты используешь предлог, хорошо бы все видели, что это правдивый предлог. Честно говоря, я не думаю, что в такой воде можно что-нибудь поймать, но Палтни собирается показать мне, как забрасывать удочку. Так что вы с Летеби с острова будете иметь возможность за нами наблюдать.

– Ладно, с этим ясно. А каковы будут руководящие указания мне?

– Значит, ты подойдешь к дому, как я уже сказал, очень рано утром, поскольку лучше избежать неприятностей. Не надо, чтобы Летеби нашел монеты, когда его никто не видит. Ты его попросишь, достаточно убедительно, сходить с тобой к северной оконечности острова посмотреть на реку. Конечно, он может отказаться, но думаю, шансы, что он предложит себя в сопровождающие, довольно высоки, особенно если ты применишь толику своего обаяния.

– О, не волнуйся. Полагаю, мне надо будет зорко смотреть, подмечая места, где разбросаны монеты, и если возникнет угроза, что Летеби их не увидит, я как-нибудь эдак наклонюсь, давая ему шанс.

– В точности так. Когда вы дойдете до скамейки, ты немного полюбуешься видом, а потом скажешь: как здорово было бы, дескать, подойти к воде. Только ему, конечно, идти не надо, потому что он, конечно же, очень занят, и ты совершенно спокойно сама можешь спуститься по ступеням, потому что, слава богу, не боишься высоты. После этого он, разумеется, захочет пойти с тобой, и ты невзначай поведешь его к монете номер два, это у верхних ступеней, и номер три, та внизу. Что касается монеты, которую я забросил на островок, ее, может, видно, а может, и нет. Но мне кажется, он непременно должен увидеть по меньшей мере одну, и если он хоть чуть-чуть честный человек, то поднимет ее и скажет: «О, это что еще такое?» А монета на островке должна совсем его взбудоражить, так как наведет на мысль, что Хендерсон или еще кто-нибудь спрятал клад именно там, а туда не добраться из-за высокой воды.