«Немецкий историк философии Гомперц нарисовал картину, воссоздающую обстановку и социально-идейный смысл исторической встречи двух гигантов мысли. Гаага зимой 1676 года, комната в домике живописца ван де Спика. Скудная обстановка. Видное место в ней занимают станок для шлифовки линз, первобытного устройства микроскоп, отшлифованные стекла. На стенах несколько гравюр и эстампов. В комнате два человека. Старший, хозяин, со смуглыми чертами южного типа, с густыми, вьющимися длинными черными кудрями. Лицо его носит на себе печать изнурительной болезни, которая через несколько месяцев сведет его в могилу, но оно спокойно и ясно, это лицо мудрого и свободного человека, никогда не думающего о смерти. Простая одежда его, носящая явственные следы всеразрушающего времени, представляет резкий контраст с изящным дорожным костюмом гостя, тридцатилетнего еще человека, но уже со слегка облысевшей головой, дорожащего своей внешностью. Они только что оживленно разговаривали, и теперь гость садится к письменному столу и набрасывает свои мысли на бумагу, от времени до времени поднося ее к своим сильно близоруким глазам.

«Как жаль, — заканчивает Гомперц описание этой встречи, — что честный художник ван дер Спик не подслушал, о чем говорили собеседники! Мог ли он, впрочем, знать, что в этот момент под его скромной кровлей нашли себе приют две эпохи в истории человеческой мысли, причем в лице старшего из собеседников воплотилась более молодая эпоха, в лице младшего — старая»…»[241] — пишет Моисей Беленький.

Мысль Гомперца, вне сомнения, красива, но все же не совсем справедлива.

Не стоит забывать, что Лейбниц — это человек, который не только одновременно с Ньютоном открыл дифференциальное исчисление, но и является творцом комбинаторики, математической логики, двоичной системы исчисления, а также одновременно автор учения о бессознательной жизни — всеми этими своими достижениями он на два, а порой и на три века опережал свое время.

Да и столь часто высмеиваемая как идеалистическая разработанная Лейбницем философия «субстанционального плюрализма» с ее монадами в наши дни вдруг вновь обретает определенную актуальность в работах о сущности информации.

Поэтому давайте сойдемся на том, что на винтовой лестнице человеческого познания Спиноза и Лейбниц величины, по меньшей мере, равнозначные. А также на том, что на самом деле, хотелось этого Лейбницу или нет, но Спиноза оказал огромное воздействие на его мировоззрение, и об этом можно прочесть в любом учебнике по истории европейской философии. Ну а сойдясь, перейдем к обсуждению «Этики», которая не без оснований называется главным произведением Спинозы.

В 1675 году Спиноза, вне сомнения, чувствовал себя окруженным со всех сторон недругами. И церковные, и светские власти издавали все новые, более жесткие указы о запрете распространения его «Богословско-политического трактата», и число сочинений, подвергающих его зачастую совершенно бездарно обоснованной, но уничижительной и полной священного пафоса критике, день ото дня росло. Спиноза, по меньшей мере публично, никак не реагировал на эти выпады в его адрес. В письме Вельтгюйзену осенью 1675 года он опровергает слухи о том, что собирается написать опровержение на критику в его адрес, и добавляет, что «никогда не имел в мыслях опровергать кого-нибудь из моих противников: до такой степени все они казались мне недостойными, чтобы я отвечал им»[242].

Чуть ранее, летом 1675 года, Спиноза приходит к выводу, что работу над «Этикой» можно считать законченной, и отправляется в Амстердам, чтобы обсудить с друзьями возможность ее издания. Одним из первых возникает вопрос о том, как именно издавать эту книгу — анонимно, так же как «Богословско-политический трактат», под псевдонимом или же под настоящим именем автора. Риувертс говорите бессмысленности анонимного издания — подлинный автор «Богословско-политического трактата» уже всем известен, а сам «геометрический» стиль написания «Этики» не оставит сомнений, что она написана той же рукой, что «Основы философии Декарта».

Но понятно, что публикация «Этики» вызовет новую бурю возмущения в философских кругах, после чего ее автора вполне может постигнуть судьба несчастного Курбаха.

Под воздействием этих доводов Спиноза начинает колебаться, а Риувертс тем временем пробует найти типографию, в которой можно было бы издать первый тираж «Этики». Однако большинство печатников отказываются браться за эту работу, едва услышав имя Спинозы, — никто не желает связанных с этим шагом неприятностей.

Некоторые из печатников просят оставить им рукопись, чтобы «подумать», но, видимо, на самом деле используют это время, чтобы снять копию с части книги и передать ее Отцам Церкви. Иные, видимо, просто разболтали о сделанном им Риувертсом предложении за кружкой пива в таверне, но как бы то ни было, слухи о том, что Спиноза написал новую книгу, в которой якобы окончательно опровергает существование Бога, начинают стремительно расходиться по Амстердаму и вскоре достигают Гааги и других городов страны.

Некоторые наиболее ретивые ревнители веры решили засесть за опровержение «Этики» и призывы к ее запрету еще до выхода книги в свет.

Спиноза начинает почти физически ощущать, что над его головой сгущаются тучи, и осенью 1675 года покидает Амстердам, решив отложить публикацию «Этики» на неопределенное время.

Обо всех этих событиях Спиноза поведал Ольденбургу в сентябре 1675 года:

«Благороднейший и славнейший господин!

В то время, когда пришло письмо Ваше от 22 июля, я был в Амстердаме, куда я отправился с намерением сдать в печать ту книгу, о которой я Вам писал. Пока я был занят этим делом, распространился слух, что я уже печатаю какую-то книгу о Боге и что в этой книге я пытаюсь доказать, что никакого Бога не существует. Слух этот был многими принят с доверием. Это послужило поводом для некоторых теологов (быть может, авторов этого слуха) обратиться с жалобой на меня к принцу и к городским властям. Кроме того, тупоголовые картезианцы, так как они считаются благожелательно настроенными по отношению ко мне, чтобы отвести от себя это подозрение, не переставали и не перестают повсюду поносить мои мнения и мои сочинения. Узнав все это от заслуживающих доверия людей, утверждавших вместе с тем, что теологи повсюду строят мне козни, я решился отложить подготовлявшееся мною издание до тех пор, пока не выяснится, какой оборот примет все это дело, имея в виду сообщить Вам то решение, которое я тогда приму. Однако положение, по-видимому, ухудшается со дня на день, и я все еще не решил, что предприму»[243].

Окончательным решением Спинозы, как уже было сказано, стал отказ от издания «Этики».

Пол Стретерн, автор брошюры «Спиноза за 90 минут», справедливо замечает, что сегодня в мире можно найти не так уж много людей, которые смогли прочесть «Этику» от начала до конца, да и во все времена их было немного.