Я смотрела на нее и думала: наверняка подруга богатого дяденьки, пока тусуется по клубам, но скоро окажется, что у нее есть хорошая квартирка и работа – в каком-то банке, менеджером по связям с общественностью. Ибо она совсем не дура. И я даже могу ей позавидовать – она знает, где взять настоящие деньги, а я вот не знаю.

– Мне нужно объяснить одной дурынде, что такое Стасик Вишневецкий, – сказала я. – Настоящей дурынде. Она в него влюбилась.

– Бывает.

– Их его мамочка свела. Он собирался на ней жениться.

– Ни фига себе. Тогда она действительно дура. Он же такой пидор, что клейма ставить негде.

– Она отродясь живого пидора не видела. А он ее по ресторанам водил и кормил, как на убой. Вот она и решила, что это любовь.

– Любовь! Он как-то при мне жалился – хочет найти постоянного парня, хочет жить с постоянным парнем. Ну, сошелся с Алексом Диневичем, чем не постоянный парень? Жили даже вместе – так он через месяц принялся Алексу изменять направо и налево. Вот Алекса жалко… Алекс хоть добрый… и привязался к этой скотине всерьез…

Я вспомнила парня, который рыдал на лестнице. Видимо, картинка сложилась – парень забирал из секретной квартиры свое имущество.

– Ты поможешь рассказать моей дурынде, что такое Вишневецкий? – спросила я. – А то она всю жизнь будет на него молиться. Она из-за него собралась в окно выкидываться. Сейчас ее держат на транквилизаторах. Но ведь скоро подлечат и выкинут из больнички, что тогда?

– Я-то помогу. А подействует? Ты вот что – ты попробуй найди Урнову, Свету Урнову.

– Это кто?

– Подруга Вишневецкого. Он ее даже на работу взял. По-моему, лесби или просто баловалась лесботой. Это бывает. Девочкам кажется, будто с подружкой – не считается…

– На какую работу?

– А черт его знает, на какую. Он тут был дилером-шмилером не пойми чего. Сама фирма – в Москве, а он – тут. То ли они друзья детства, то ли – вроде того, не знаю. Вряд ли она всю правду о Стасике так прямо и выложит. Но подтвердить, что покойник маялся голубизной, может. А вообще – твою подругу Бог уберег. Стасик мог ей еще хуже жизнь попортить.

– Это точно.

Аринка нравилась мне все больше.

Салон – это, конечно, приятный мирок, но с реальной действительностью имеет мало общего. Моя жизнь между домом и салоном была, в сущности, очень проста, ведь никакого хобби я не имела, разве что Валере шарф связать, к высокому искусству не тянулась, меня вполне устраивали романтические комедии голливудского разлива да иногда, по случаю трехдневной простуды, парочка сезонов сериала. А вот Аринка жила занятной жизнью. Мне некуда было особо наряжаться, а она имела места, где можно блистать.

Нет, я не позавидовала, я вообще не завистлива. Просто захотелось хоть немножко пожить так, как она.

Потом я позвонила в больничку и услышала, что с дедом все по-прежнему. Я даже не знала, радоваться этому или печалиться. Вроде бы деда вытащили с того света, но на этом свете он еще не закрепился. И восемьдесят два года…

И шагов смерти не слышно…

Когда я ехала домой, ко мне наконец пробилась Ольга Константиновна. Она сидела в больничном коридоре – неведомо зачем. Я посоветовала ей ехать домой.

– Но у меня же больше никого нет, – ответила она.

Я в очередной раз прокляла покойного полковника. Если бы у Ольги Константиновны были настоящие подруги, они бы за шиворот увели ее из коридора. А так – она сидела и сидела, и оставалось только надеяться на дежурного врача, который выставит ее оттуда. И то еще неизвестно – поедет она домой, или усядется на лавочке у трамвайной остановки.

– Домой езжайте! – рявкнула я. – Вам нужно выспаться как следует! Вы нужны Диане здоровая, а не раскисшая!

– Она меня видеть не хочет! Отворачивается!

Это была интересная новость. Вряд ли Диана понимала, что вся эта каша заварилась, потому что любимая мамочка вовремя не треснула сковородкой спятившего папочку. Наверно, Ольга Константиновна с ее слезливым сочувствием просто ее раздражала, а это уже кое-что. Это уже хоть какой-то выход из депрессухи.

– Ну так и оставьте ее в покое.

– Но у меня же больше никого нет…

Хотела я спросить ее, кто в этом виноват, но воздержалась.

Дома Лешка спросил, может ли он пожить в дедовой комнате, пока дед в больнице. Я разрешила. Так Лешка будет подальше от нашей спальни. Незачем ему слышать скрип супружеского ложа…

– Валер, пустишь к компу? – спросила я. – Мне нужно найти в Сетях одну тетку.

Я могла пуститься на поиски и с планшетом, но большой экран как-то приятнее.

– Давай, только недолго. А я пока ужин сгоношу, – ответил муж.

Он консерватор, дай ему волю – на ужин будет сплошная жареная картошка. Но когда любишь – это всего лишь забавно. А вот когда не любишь…

Света Урнова нашлась довольно скоро – в Фейсбуке. Я для надежности посмотрела ее фотоальбомы и нашла несколько картинок, где она со Станиславом. Естественно, я сразу напросилась к ней в друзья.

Она была высокая и очень тонкая, выше Станислава на полголовы, и с маленьким личиком, лишенным возраста. Не хотела бы я быть такого роста и с полным отсутствием груди. Невольно вспомнилась Аринка – тоже худенькая, но очень женственная, даже агрессивно женственная. И вдруг я поняла – она что-то знает о смерти Станислава, знает – но не скажет.

Я лениво, уже по инерции, продолжала листать фотоальбомы этой Светы Урновой. И вдруг остановилась, сперва глазам своим не поверив, потом все-таки поверив.

Я увидела снимки, где были четверо – Урнова, Жанна Доронина, Сергей Доронин и мальчик лет восьми. На заднем плане – Луна-парк.

Мальчик, значит, был Артем, сын Дорониных. А Урнова им – кто? Стоит в обнимку с Жанной и смеется…

Обе – счастливые, нарядные, у обеих длинные волосы распущены и выложены на грудь, у Светы Урновой – темно-русые, у Жанны Дорониной – светлая грива, если заплести – будет коса в мое запястье толщиной.

Две женщины в обнимку и мужчина, обнимающий мальчика. А снимал-то кто?

Вскоре я поняла, кто фотограф. Нашла следующую серию картинок – на природе. Там взрослых было уже четверо – четвертый Станислав Вишневецкий. Компания у них, значит, была такая…

Компания, в которой давали в долг без расписок. И вот результат…

Я перетащила эти снимки на Валеркин комп, у меня там была своя директория как раз для таких случаев. Потом оттуда я скопировала снимки в «галерею» смартфона. Они могли пригодиться – как доказательство, что Света Урнова не просто знакома с покойным Станиславом, а даже хорошо знакома. Картинке-то Диана должна поверить.

Я, как полководец, готовилась к решительному бою.

Диана считала меня подругой. Видимо, долг подруги – вытащить страдалицу из ее скорби, употребив любые средства. Да, именно так. Я не срываю тогдашнюю злость на Диане, я выполняю долг, в полном соответствии с правилом хирургов: «Если гной – вскрой». А если она, узнав правду, пойдет выбрасываться из окошка, значит, она слишком возвышенная натура для нашего гадкого мира, и ей лучше будет там, в небесах…