А теперь надо их увлажнить. Луна на корточках ползает вокруг кольца биоламп с кувшинчиком. Капля, еще капля. Разгорается зеленое свечение.

Слышится какой-то шум, и в комнату входит Майн-ди-Санту Одунладе. Она считает себя тихой и загадочной, словно чудо, но для Луны ее тяжелый шаг, тяжелое дыхание и неосознанное тихое бормотание столь же громки, как работающая в туннеле землеройная машина.

– Луна, нам надо подходить к кровати, чтобы ухаживать за ним, – говорит Майн-ди-Санту Одунладе Абоседе Адекола. Она круглая пожилая йоруба в белых одеждах Сестринства Владык Сего Часа. Она вся пощелкивает и потрескивает от ожерелий, амулетов и святых. И немного воняет.

– Можете через них переступить, – дерзко отвечает Луна. Майн-ди-Санту приподнимает подол одеяния и входит в круг защитных огней. Она умудряется не задеть ни одну лампу. Ноги у нее босые. Луна еще ни разу не видела ног преподобной матери.

– Мы связались с твоей мамой, – говорит Майн-ди-Санту Одунладе.

– Маами! – вскрикивает Луна и, вскочив, переворачивает кувшинчик с водой. Призывает фамильяра, пусть сестры и не любят, когда их используют у них дома. – Луна, свяжи меня с Маами!

– О, не так быстро, не так быстро, – возражает преподобная мать. – Сеть все еще нестабильна. У нас свои каналы. Твоя мама знает, что ты в Жуан-ди-Деусе, что с тобой все в порядке, и она просила передать, что любит тебя и как только сможет, приедет и заберет домой.

Рот Луны от разочарования, сменившего восторг, превращается в букву «о». Луна-фамильяр рассыпается ворохом пикселей.

– А что будет с Лукасинью? – спрашивает девочка.

– Понадобится время, – говорит Майн-ди-Санту Одунладе. – Ему сильно досталось. Этот юноша очень болен.

Она наклоняется над телом на койке. Так много трубок входят в него и выходят. Трубки идут к запястьям, к рукам, к боку. Большая трубка в горле. Луна смотрит на нее лишь мельком, чтобы убедиться, что он все еще дышит. Маленькая трубка выходит из мочеиспускательного канала. Она заставляет Луну ежиться. Провода и иголки. Мешки и сенсорные руки. Он обнажен, не прикрыт, ладони повернуты кверху, словно у католического святого. Он не спит, это состояние глубже сна. «Медикаментозная искусственная кома», – говорят Сестры. Он не шевелится, он не видит снов, он не просыпается. Он ушел далеко – путешествует по землям, пограничным с владениями смерти.

Если бы у Сестринства не было такого хорошего медицинского оборудования. Если бы Урбанисты не были такими любознательными. Если бы она потратила тридцать лишних секунд, открывая убежище Боа-Виста.

Если, если, если-шмесли…

Луна сомневается, что запашок исходит от матушки Одунладе, а не от нее самой. Вонь от скафандра въедается в кожу, словно тату.

Разные части тела Лукасинью медленно поднимаются и опускаются, когда кровать надувается и сдувается, чтобы предотвратить пролежни. Он дышит – точнее, за него дышит машина. У него растет щетина на лице, на животе и в паху. От пупка до гениталий идет тонкая дорожка темных волос.

– Вы его побреете? – спрашивает Луна. Он очарователен и ужасен.

– Мы будем заботиться о нем изо всех сил, – заверяет Майн-ди-Санту Одунладе.

– А как думаете, маами может приехать сюда, чтобы мы все остались тут, с вами?

– Твоя маами – очень важная и занятая женщина, любовь моя. У нее так много дел.

– Я хочу, чтобы он проснулся…

– Мы все этого хотим.

Сестры говорят, могут пройти дни, прежде чем Лукасинью проснется, – или недели. Или годы. Прямо как в сказках, которые рассказывала мадринья Элис в берсариу. Красивый принц из-за проклятия обречен спать вечно в глубокой тайной пещере. Обычно его будят поцелуем. Она каждый день пробует, когда рядом нет Сестер. Однажды у нее получится.

Губы Майн-ди-Санту Одунладе безмолвно движутся, пока она читает показатели на экранах вокруг головы Лукасинью. Иногда проскальзывают слова, и Луна понимает, что это не числа, а молитвы.

– Ох! Я почти забыла, – говорит Майн-ди-Санту Одунладе и что-то ищет внутри своего белого одеяния – какую-то вещь, которую Луна не может как следует разглядеть. И вот она достает деревянный ящичек: большой и плоский деревянный ящичек, украшенный резным цветочным узором, таким изысканным и подробным, что даже Луна напрягает глаза.

– Что это? – Луна всегда готова получать подарки.

– Открой.

Ящичек устлан шелковистой блестящей тканью. Луне нравится ее трогать. В Доме Сестер принтер не очень хороший, но его хватает, чтобы напечатать милые наряды. «Прощай!» – крикнула она трижды ненавистному скаф-трико, засовывая его в депринтер. Она теперь ни за что не наденет что-то липкое.

Потом она замечает ножи. Их два, они лежат вплотную, словно близнецы. Темные, твердые и блестящие. Края такие острые, что порежут и взгляд, если тот слишком на них задержится. Луна касается лезвия кончиком пальца. Оно такое же гладкое и шелковистое, как и подкладка ящика, в котором они лежат.

– Они из лунной стали, – сообщает мать Одунладе. – Выкованы из метеоритного железа возрастом миллиард лет, найденного глубоко под кратером Лангрен.

– Они красивые и одновременно пугающие, – говорит Луна.

– Это боевые ножи семейства Корта. Они принадлежали твоему дяде Карлиньосу. Ими он убил Хэдли Маккензи в Суде Клавия. Ими Денни Маккензи убил Карлиньоса, когда пал Жуан-ди-Деус. Они перешли к нам на хранение. Нам неприятно держать их в таком особом месте – на них слишком много крови, – но из любви и уважения к твоей бабушке мы их бережем. Пока не появится Корта – достаточно смелый, великодушный, лишенный алчности и трусости, который сразится за семью и отважно ее защитит. Корта, который достоин этих ножей.

– Лукасинью должен их получить, – решает Луна.

– Нет, любовь моя, – возражает Майн-ди-Санту Одунладе. – Они для тебя.

Скомканные колготки ударяются о щеку Марины.

– Ответь за меня на звонок, мать твою! – кричит Ариэль.

В квартире развернулся кризисный штаб. Ариэль у себя в комнате, Абена – в кухонной зоне; обе ведут бесконечные переговоры через фамильяров. Марина сидит в гостиной и смотрит в открытую дверь, как «солнце» движется над квадрой Ориона. В голове у нее пусто, лишь вертится единственная мысль: скажи, скажи, скажи ей.

– Этим занимается Абена.

– Абена разговаривает с тетей. У меня Сунь Чжиюань на удержании.

– Что я могу сделать?

Надо сказать, сказать, сказать ей.

– Пошути с ним. Расспроси о здоровье бабули. Пусть объяснит тебе суть квантового программирования. На полчаса должно хватить.

Она не смогла это сделать, когда Орел устроил переворот в совете директоров КРЛ. Она не смогла это сделать, когда перестали ходить поезда и закрылось небо. Она не смогла это сделать, когда Тве был погребен под реголитом и находился в осаде. Она не смогла это сделать, когда боевой отряд Асамоа-Маккензи уничтожили в окрестностях Фламмариона. Она не смогла это сделать, когда большая космическая пушка была нацелена на Меридиан. То было историческое время. Подходящий момент все никак не попадался.