Нира тронула ее за плечо, но Адер сбросила морщинистую руку старухи. Она слышала, что кричит, и понимала, словно тихий голос в сознании подсказывал: надо взять себя в руки, от резких обвинений не будет никакого проку. Но возвращение во дворец расшевелило память о смерти отца, о теле в гробнице, и сейчас ей хотелось одного: найти ил Торнью и остальных виновных, порвать им глотки и сбросить трупы в вонючий канал.

Адив ничем не выдал смущения перед ее яростью. Он только покивал и, дотянувшись до середины стола, достал из горлышка узкой зеленой вазы маленький свиток:

– Кенаранг предупреждал, что вы так скажете. И приказал мне передать вам вот это.

Адер взяла свиток – мягкая велень с печатью восходящего солнца – и настороженно развернула.

– Опять ложь? – спросила она, тронув пальцем восковую пломбу.

– Что в нем, мне неизвестно, – покачал головой Адив. – Он только для ваших глаз.

Адер нахмурилась, ногтем сорвала печать и, чувствуя, как загорается в жилах кровь, просмотрела письмо.

Признание когтем рвануло ее за сердце, и на миг Адер задохнулась, ослепла. Одно дело – отцовская записка, но такая жестокая, непреложная истина… Выдохнув раскалившийся в легких воздух, она принудила себя читать дальше.

Ее зашатало. Линии букв и строк на пергаменте колебались перед глазами. Только когда первая капля размыла чернила, Адер поняла, что плачет.

– Госпожа? – шагнул к ней от дверей Фултон. – Что он пишет?

Адер судорожно вздохнула:

– Просит выступать на север.

– Зачем это? – опешила Нира.

– Чтобы сражаться, – ответила Адер.

– С кем?

– Этого я еще не решила, – угрюмо проговорила она.

Адив одобрительно кивнул:

– Кенаранг говорил, что вы поймете значение этого дела и придете к разумному решению. Он велел мне оказывать вам всевозможную поддержку. – Он развел руками. – Все, что скажете.

Адер долго молчала. Рассматривала письмо, потом державшие его руки. Подумалось: странно, что не дрожат. Ей чудилось, что все тело, стиснутое гневом и горем потери, бьет дрожь. А руки спокойны. Как будто она не сжимала письмо убийцы отца, а пробовала на ощупь лоскут тонкого шелка. Она пришла в Аннур с войной, а дворец гостеприимно распахнул перед ней двери. Она вернулась домой, вернулась в свой дворец, но он не вполне принадлежал ей. Пока.

– Вы слышали о случившемся у Негасимого Колодца? – подняв взгляд на советника, заговорила Адер.

– Слышал, – неохотно кивнул Адив. – С юга доходили слухи, снова и снова рассказывали о пророчице. Жаль, я своими глазами не видел метки Интарры на вашей коже.

Адер рассеянно провела пальцем по выжженным на запястье завиткам, проследила сложный узор.

– Вы поддержите эти слухи, – сказала она. – Подтвердите их перед жителями столицы.

– Конечно, госпожа, конечно, – помедлив, кивнул мизран-советник. – Интарра всегда была благосклонна к вашей семье, и кто, как не вы, заслуживает этого титула…

– Это не все, – перебила его Адер.

Адив смолк, поджал губы.

Пора, решила Адер. Ожоги на теле пылали, словно выведенные раскаленным ножом. В ушах гудели удары сердца, и она мимолетно удивилась, как их не слышат другие. Сейчас или никогда.

– Я выдвинусь на север, – заговорила она, – и поступлю как должно с ургулами и с ил Торньей. Я сделаю это потому, что, кроме меня, некому. Отец убит, Каден убит, а Валин, может, и жив, но глаза – у меня. Я взойду на Нетесаный трон. Я стану правосудием Интарры.

«Сопутствующие потери».

Гвенна еще на Островах возненавидела это понятие. В том числе потому, что в нем всегда смешивались два смысла. Слушая в столовой разговоры ветеранов, вернувшихся с вылета, она каждый раз улавливала слова о «сопутствующих». Только не всегда понимала, касается это заложников или каких-нибудь злосчастных придурков, которые были совсем ни при чем, а все равно погибли.

Впрочем, это было не так уж важно, потому что первое имело обыкновение плавно перетекать во второе. С точки зрения Гвенны, это слово было хитрым способом обойти жестокую правду. Вместо «мне пришлось ухватить пацана и приставить ему нож к горлу» рекомендовалось говорить «при поражении цели нанесен сопутствующий ущерб». И вместо «ребятишки сгорели вместе со зданием» – тоже.

Но при всей прежней ненависти сейчас это понятие нравилось ей еще меньше – потому что они с Анник и Пирр превратились в таких, Кент их побери, «сопутствующих».

– Так и будем здесь сидеть? – возмутилась она.

Глупый вопрос, но хотелось что-то сказать. Разговор делу не замена, но все же лучше говорить, чем, засунув палец себе в жопу, ждать, пока до вас снизойдет кровожадный дикарь, под чьей опекой вы оказались. Впрочем, насколько могла судить Гвенна, нынешнее обращение с ними как раз и было признаком его благоволения.

– Ну уж нет, – подняла голову сидевшая по ту сторону костра Пирр. – Я намерена пить до упаду.

Пирр в полной мере воспользовалась теми удобствами, которые предлагал им апи Длинного Кулака. Она раскинулась на груде бизоньих шкур и лениво перебирала свои длинные пряди, словно в ожидании служанки с кувшином ледяного сока. Только пила она не сок. Гвенна, сделав один глоток прозрачной жидкости из меха, едва не выкашляла себе язык. Пирр же, запрокинув голову, лила ее в глотку длинной струей.