– По-вашему, американские граждане Эва Квист, Синтия Пикколо, Меган Ройс и ваш приятель Дуг Стайлс лгут, а вы говорите правду?

– Да, сенатор.

Урсула больше ни о чем не спрашивает, но новостные агентства и политические комментаторы всех мастей еще не раз в эти дни обсудят выражение ее лица в этот момент.

Рэйчел Мэддоу говорит: «Сенатор настроена скептически».

Шепард Смит говорит: «Сенатор Урсула де Гурнси, очевидно, не верит ему».

Люк Рассерт говорит: «Сенатор считает, что Стоун Кавендиш несет полную чушь».

Три дня спустя Сенат одобряет кандидатуру Кевина Блэкстоуна Кавендиша. Урсула уже стоит в дверях, когда Джейк роняет как само собой разумеющееся:

– Подумать только, а ведь на месте тех женщин могла быть Бесс.

– Бесс хватит ума не оказаться в такой ситуации.

– В самом деле?

Кевина Блэкстоуна Кавендиша утверждают в должности судьи Верховного суда. За него 61 голос, против – 39. Ничего удивительного. Удивительно другое: Урсула де Гурнси проголосовала против.

Сама от себя не ожидала.

Пять дней подряд только и разговоров, что о ее голосе против, хотя никто не знает наверняка, почему ее позиция так кардинально изменилась.

Джейк может думать, что это он ее подтолкнул, когда в последнюю минуту напомнил о дочери. Бесс может думать, что это ее слезная мольба сделала свое дело: «Мамочка, прошу тебя! Встань на сторону женщин!»

Никто не знает, что за пару часов до голосования она вспомнила происшествие, которое считала давным-давно забытым.

Она первокурсница в Нотр-Даме. Они с Джейком только что расстались. Ей грустно. Расстаться захотел он, решил, что им лучше какое-то время не встречаться.

– Это не значит, что мы не поженимся, – так он сказал. – Но пока нам лучше отдохнуть друг от друга и посмотреть на других.

Урсула не спорит, но ей больно слышать это от человека, который так пылко любил ее с тринадцати лет. Сейчас она думает, что ее чары на него больше не действуют.

Она обращается к религии и находит утешение в ней. Вступает в студенческую миссию, ходит на все собрания и за пару месяцев становится главной по работе со студентами. Она устраивает поездки в ночлежки, ее прочат в председатели группы. Но когда она говорит об этом с отцом Гиллисом, тот предлагает ей выдвинуть свою кандидатуру на заместителя председателя. Председателем он видит Натана Бауэрса. Натан на год старше Урсулы и на год дольше в группе.

Да, вот только он ровным счетом ничего не делает. Курит дурь, а больше ничего. Симпатичный, есть в нем какая-то очаровательная вальяжность: вроде как он слишком крутой для студенческой миссии. Так что он вообще здесь забыл? Его работа сводится к тому, чтобы шататься без дела, мешать другим и отпускать вдобавок язвительные замечания. Нет, он не образцовый христианин. В ноябре студенты едут в спальные районы раздавать еду на День благодарения – мороженая индейка, начинка быстрого приготовления, клюквенный соус. Натан называет эти вылазки «раздатками».

Урсула не сразу понимает: отец Гиллис хочет, чтобы Натан стал председателем, потому что он парень.

Он становится председателем, Урсула – его замом.

Перемотаем на конец семестра. Середина мая. Натан и трое его дружков устраивают вечеринку в снятом на лето доме. Натан настаивает, чтобы она пришла. Урсула не ходит на вечеринки – готовится к сессии. Но стоит теплый весенний вечер, пятница. Почему бы не пойти?

Она пьет слишком много – два бокала чего-то очень крепкого и пунш, который наливают из пластиковых кувшинов. Потом играют в «Мексиканский поезд», пьют теплое пиво и стопку «Егермейстера». Натан приглашает Урсулу подняться. Она не знает, стоит ли ей идти с ним. Когда она открывает глаза, Натан, ухмыляясь, лежит на ней. Они не занимаются сексом, но она хочет, чтобы он прекратил. Урсула слишком устала и слишком пьяна, не может его оттолкнуть. Ее глаза закрываются сами собой.

Среди ночи она просыпается. Натан сидит в кресле в углу комнаты и курит косячок. Смотрит на нее так пристально, как будто раздевает.

Урсула опускает глаза. Она лежит на покрывале одетая. Он же был сверху, да? Или ей это приснилось?

– Что ты со мной сделал?

Он выпускает струйку дыма.

– Не помнишь? Тебе понравилось.

– Я была без сознания. – В ней просыпается адвокат. – Ты что, изнасиловал меня?

Натан смеется:

– Нет, Урсула.

– Ты что-то сделал, я помню. – Она не знает, как все это описать. – Ты был сверху.

– Ты этого хотела.

Урсула опускает ноги на пол. Такое чувство, что она управляет тяжелым станком, и этот станок – ее тело. Только бы встать. Голова раскалывается.

– Ты мерзкий.

– Ты сама меня просила.

– Я была пьяна, не понимала, что делаю. Натан. Что вы намешали в пунш?

– Конечно, вали все на пунш. – Он тушит косяк в пепельнице. – Учти: сболтнешь – никто тебе не поверит, самой будет хуже. Решат, что ты мстишь за то, что Гиллис назначил меня, а не тебя.

– А должен был назначить меня. Но это никак не связано с тем, что здесь произошло. Я вызываю такси и еду домой, а утром звоню в полицию.

– Блефуешь.

Натан храбрится, но выглядит напуганным.

* * *

Да, Урсула блефовала. Она не пожаловалась ни декану, ни родителям, ни Джейку. Вообще никому. Тогда она просто не могла понять, что же случилось. Она знает, что выпила лишнего, что Натан воспользовался ситуацией. Ему не следовало к ней прикасаться, но все равно она знает: винить будут ее.

Удивительно, как хватило храбрости женщинам, которых атаковал Кавендиш.

Урсула представляет, что бы она чувствовала, если бы Натан Бауэрс оказался кандидатом на должность Верховного судьи и на голубом глазу отрицал, что хотел воспользоваться тем, что девушка была пьяна и ничего не соображала.

Нет уж, этому не бывать.

И Урсула проголосовала против.

Утром после назначения Кавендиша звонит Байер Беркхарт. Урсула хочет отправить звонок в голосовую почту. Она и так знает, что он скажет: она ослушалась, и он отдаст деньги другому кандидату на президентских выборах в 2020-м.

С другой стороны, не ответить сейчас – это продемонстрировать трусость. Какой смысл поступать по совести, если тебе не хватает духу защищать свое решение?

– Слушаю, Байер.

– Урсула. – Слышно, что он что-то жует. Может, пончик с мягким сыром и копченым лососем. Ну у него и аппетит! – Не верю, что говорю это, но ты молодец.

– Не ожидала. Польщена.

– Слушай, вышло все равно по-моему: Кавендиш с нами. А ты теперь национальный герой.