– Мне кажется, мистер Поджер, что вы превратно толкуете распоряжения высшего начальства, – холодно сказал Виндоуз. – В шифрограмме предлагается удалить с борта посторонних, и только! Ни про какие убийства с заметанием следов там не говорится.

– А как же ты на сто процентов заставишь их молчать? – Поджер явно был сбит с толку.

– Очень просто. Мы возьмем с них расписку!

– Расписку? – Поджер с принуждением рассмеялся. – Ты хитрый парень! Хотя... Действительно, придраться к нашим действиям будет трудновато... Он явно испытывал неловкость. Когда все было подготовлено, Джерри зашел в каюту к русским. Три пары глаз настороженно уставились на него. – Привет, – сказал он по-русски. – Hello, – ответил Еремеев.

Боевые пловцы любых армий изучают язык вероятного противника, поэтому они могли понимать друг друга. Правда, словарный запас необходимого минимума довольно специфичен, в памяти то и дело всплывали фразы: «Не стрелять, сопротивление бесполезно!», «Сдавайтесь, вы окружены!», «Корабль заминирован, всем прыгать в воду!», «Где твой командир?» Приходилось напрягаться, вспоминая раздел «Бытовое и деловое общение».

– Нашим начальникам не нравятся посторонние люди на борту, – мешая русские и английские слова, сказал Виндоуз. – Они хотели отправить вас на дно!

Для большей наглядности он чиркнул ладонью по кадыку. Кисляков издал неопределенный горловой звук.

– Но я этого не хочу. И другие не хотят. Мы дадим вам Шлюпку и три аварийных запаса. Кроме того, я передам ваши координаты на волне бедствия. Это очень мало, но больше я не могу ничего для вас сделать.

Восьмиместная резиновая шлюпка прыгала на волнах и с шуршанием терлась о стальной борт «Мурены». Квадратные упаковки аварийного запаса занимали почти все свободное место, они давали возможность продержаться до десяти дней, если другие случайности, которыми изобилуют подобные путешествия, не сведут этот срок на нет. На всякий случай Виндоуз, незаметно от Поджера, сунул в одну из коробок похожий на мясорубку подводный револьвер Барра.

– Храни вас Бог...

Джерри оттолкнул шлюпку, и в этот момент перехватил неприязненный взгляд капитана.

– Убить можно разными способами, ведь правда? – не скрывая презрения, спросил тот.

Зашипел вытесняемый из балластных цистерн воздух, и «Мурена» медленно, как перегруженный лифт, пошла вниз, оставляя вокруг корпуса тысячи пузырьков. Вот скрылась рубка, побежали по воде и постепенно сгладились концентрические круги. Трое в шлюпке остались один на один с морем.

– Повезло, что удалось уцелеть. – Еремеев глубоко вдохнул просоленый свежий воздух и принялся ставить парус.

– Надолго ли? – ни к кому не обращаясь, спросил Кисляков.

Но на этот вопрос никто не мог ответить.

В вентиляционной шахте было темно, из прямоугольного провала в полу ощутимо тянуло сыростью. Марина поежилась.

– Там лестница, сейчас я посвечу, – сказал Ильяс. Тут же раздался тяжелый удар захлопнувшейся двери и короткий лязг запирающего механизма. Девушка вздрогнула. Если им сейчас уходить, то зачем запирать дверь?

– Спускайся. – Голос Ильяса оставался совершенно спокойным. Луч фонаря высветил уходящие вниз железные ступени.

Марина замешкалась, охваченная тревожными предчувствиями. Их с Василием хитрость состояла в том, что они разделяются – она уносит деньги и дожидается живого и здорового жениха, а в случае чего поднимает шум. Теперь же они оба под контролем Бузуртанова и его друзей. Случайность ли это? Или контрхитрость?

– А где Василий? – спросила она, стараясь не выказать волнения.

– Там, внизу, сейчас сама увидишь. – Ильяс коснулся напряженной спины – то ли погладил, то ли подтолкнул.

Сапоги на высоких «шпильках» не самая подходящая обувь для крутой лестницы, все внимание Поповой сосредоточилось на том, чтобы не упасть. Перемежаясь узкими площадками, марши меняли направление, пучок света прыгал по замыкающим пространство бетонным плитам. Все это напоминало пешеходную лестницу высотного здания. И спускались они с этажа эдак восьмого.

Наконец «шпильки» коснулись ровного бетонного пола, и Марина почувствовала себя увереннее. Но ненадолго. Четыре плохо различимые в сумраке фигуры направили на нее Г фонари, освещая волосы, лицо, ноги... Пятна света, словно липкие пальцы, бегали по телу, будто стараясь заглянуть под одежду.

– Хорошую бабу привел! – За гортанным возгласом Последовал одобрительный гогот четырех глоток.

Ильяс угрожающе крикнул что-то непонятное, и гогот смолк. Фонари развернулись и, уперевшись в бетонные плиты пола, двинулись по идущему под уклон туннелю.

– Где Вася? – севшим голосом тихо спросила девушка.

– Там, впереди. – Ильяс обнял ее за плечи, увлекая вперед. – С ним все в порядке. Просто наш старший хочет, Чтобы ты рассказала ему про эту бомбу подробней.

– Я же тебе уже рассказывала!

– Он хочет сам разобраться. Ведь отсюда до Кремля далеко, да? Как же тогда достанет? Может, еще что-то спросит. Тебе же не трудно ответить!

Объяснение было правдоподобным, но Марина в него не поверила. Впрочем, деваться было некуда. Она молчала, и Бузуртанов шел молча. От него исходило тяжелое биополе. Видно, и мысли были недобрыми.

Ильяса действительно обременяли тяжелые раздумья. Ему не нравилось то, что должно было произойти. Во-первых, он обещал девчонке, что все будет нормально. Во-вторых, она ему не чужая, в сердце осталось теплое чувство, которого он не испытывал к другим «дыркам». В-третьих, именно ее информация помогла примириться со своими.

Но Магомет тоже прав: в таком серьезном деле свидетелей быть не должно...

До расстрела у «Агата» он бы мог попросить Магомета найти компромисс; отправить девчонку за границу или на родину в какое-нибудь горное село, пусть поживет с годик, пока все утрясется... Но сейчас отношения между ними только-только восстанавливаются и перечить никак нельзя! И с ребятами конфликтовать нежелательно, если ее просто пристрелить, они недовольны останутся, им забаву подавай... А девке лишние муки...

Ильяс Бузуртанов имел на душе немало грехов, но никогда не давал им оценку, да и вообще не задумывался ни над чем. Что сделано, то сделано – думай, не думай. Сейчас он первый раз копался в себе.

«Еще подумает, что я из-за денег, – обожгла внезапная мысль. – Из-за паршивых двадцати тысяч! Да, так и подумает...» Ему стало нестерпимо стыдно, как тогда, за оскверненным столом в ресторане.

Скороходов в то же самое время думал о Марине. Уже, наверное, добралась до дома, поставила чайник, забралась с ногами на тахту, закуталась в плед. В квартире холодновато, надо будет стояки заменить, да и в комнате ремонт сделать, благо деньги теперь есть. Можно и свадьбу хорошую сыграть, и за границу съездить. Нет, за границу лет пять не выпустят, у него допуск высокой формы, сколько расписок давал... Правда, главный секрет он уже продал... Наполовину; деньги взял, а место еще не показал. Хотя до него меньше километра осталось...