Он уже доказал, что создан для великих дел. Но при первых проявлениях слабости его вышвырнут из окна.

Я подошел к последнему крылу дворца. Часовые на последнем пропускном пункте сделали непременный телефонный звонок. Теперь от Симона меня отделяло шагов сто. И на каждом из этих шагов я старался думать о нем – иначе мысль о моем поступке приводила меня ужас.

У дверей меня встретил священник-секретарь, худой, как посох, и одетый в такую дорогую сутану, что ее ткань переливалась, будто жидкий шелк. Он держал руки сложенными то ли в просительной, то ли в молитвенной позе, к которой прибегают священники секретариата, чтобы не дать посетителям себя обнять. Он едва заметно поклонился, и мы пошли в библиотеку, к встрече с которой меня не подготовил даже дворец Лучо.

На полу лежал красный персидский ковер размерами с небольшой дворик. Стены покрывал золотой дамаст. И двери тоже были обиты тканью, как крышки шкатулок, – закрываясь, они сливались со стеной. Кресла, скамеечки для ног и канделябры были позолоченными. Симон рассказывал мне, что в секретариате есть такие места, в которых висят гобелены, подаренные папам королями эпохи Возрождения, а золото привезено еще Колумбом из Америки. Но священник-секретарь даже не попытался поразить меня фактами. Он лишь привел меня к столу для заседаний, стоящему в середине библиотеки, указал на стул, на расстоянии руки от кресла во главе стола, и велел ждать. А сам ушел.

Через некоторое время дверь в дальнем конце комнаты открылась. И на пороге появилась массивная черная фигура.

Наблюдать за приближением кардинала Бойи – все равно что стоять на пути парового катка. Он заполнил собой двери. Испуганный свет разбежался по углам комнаты. Его называли «prepotente»: властный, высокомерный, дерзкий. Человек размером с двоих и с самомнением троих.

Я встал. Кардинал всегда дает возможность низшим по званию поклониться или поцеловать его кольцо. Мне не хотелось начинать разговор с раболепствования, но еще хуже – пренебречь протоколом.

Но Бойе было все равно. Он сразу прошел к столу, опустил на него стопку бумаг и диктофон и сказал:

– Выставка откроется через двенадцать часов. Если вашему брату нужна моя помощь, времени осталось немного.

– Ваше высокопреосвященство, я не стану вам помогать, пока его не увижу.

Бойя махнул рукой, отметая мои слова в сторону.

– Мое предложение следующее. Дайте мне то, что мне нужно, и я защищу вашего брата от судебного преследования. В противном случае я позабочусь, чтобы его запретили в священно-служении.

Я растерялся. Все знали, что за человек кардинал Бойя. Его двоюродного брата арестовали в Неаполе по обвинению в уклонении от уплаты налогов. Родной брат, епископ на Сицилии, приговорен к тюрьме за то, что помогал родственникам обогатиться за счет церковного имущества. Сам кардинал Бойя поль зовался своим авторитетом, чтобы поддерживать проекты богатых религиозных групп, которые благодарили его наличными в конверте. Он – лицо старого Ватикана. Вот уже десять лет Бойя растаптывал любого кардинала, который зарился на его должность.

Он отложил в сторону диктофон, словно передумав записывать разговор. Его руки поползли по стопке бумаг. Толстые, как сосиски, пальцы слой за слоем поднимали документы, пока кардинал не нашел искомое и не подвинул ко мне две папки. На ярлыках значилось: «АНДРЕУ, С.» и «БЛЭК, М.».

Я чувствовал, как пол уходит из-под ног. Миньятто несколько дней пытался заполучить эти личные дела.

Затем Бойя положил между нами белый квадратик бумаги. Бумажный конверт с диском, на котором значилось: «Камера наблюдения B-E-девять».

Я таращился на диск и чувствовал, как Бойя следит за моими душевными метаниями. Он хотел увидеть проявления слабости на моем лице. Передо мной лежало ключевое вещественное доказательство, которое так и не обнаружилось. Я-то считал, что запись из Кастель-Гандольфо – в руках ангела-хранителя Симона.

– Это копии, – сказал он. – Оригиналы сейчас едут в трибунал, чтобы их приобщили к делу, если к концу этой встречи я не получу то, что хочу.

Силы покидали меня.

– Я знаю, что мой брат здесь, – сказал я. – И хочу его видеть.

– Вашего брата здесь нет! – отрезал кардинал Бойя.

Самым спокойным тоном, на который был способен, я произнес:

– Швейцарские гвардейцы на постах видели, как к этому дворцу подъезжала его машина. Я знаю, он здесь.

Бойя что-то пролаял. Я с трудом разобрал в его выкрике имя: Теста. В дверях мгновенно появился священник-секретарь.

– Отец Андреу хочет видеть своего брата, – распорядился Бойя.

– Но, ваше высокопреосвященство… – нерешительно начал монсеньор.

– Покажите ему. Идите.

Теста раздвинул портьеры. Солнечный свет падал в окна с юга. Вместо северных окон неожиданно явились крошечные балкончики, выходящие на закрытый дворик внизу.

– Следуйте за мной, святой отец, – сказал секретарь.

Монсеньор повел меня по коридору с множеством дверей и стал по очереди их открывать. Каждый коридор вел к новому коридору, ответвляющемуся в другом направлении. Планировка настолько сбивала с толку, что я мог и пропустить комнату, в которой сидел Симон.

– Где он? – спросил я.

Теста предъявил мне столовую и кухню. Часовню и сакристию. Даже собственную спальню. Он методично демонстрировал мне, что Симона здесь нет.

Я потребовал показать мне комнату кардинала Бойи.

– Это исключено, – ответил Теста.

Но я почувствовал, что Бойя снова заполняет собою дверной проем.

– Сделайте то, что просит отец Андреу, – велел он.

Бессмысленно. Любое место, которое они готовы мне показать, будет пусто.

– Я знаю, что он здесь, – сказал я. – Я разговаривал с шофером, который подвозил его к вашему личному лифту.

Бойя резко обернулся. Впервые в его глазах появилась беспощадная жесткость. Я совершил ошибку. Только еще не знал, какую именно.

– Идите сюда, святой отец. – Он шагнул на маленький балкончик, один из тех, что выходили на двор. – Видите?

На дальней стороне двора, около арки входа, от земли до крыши проходила как будто бы печная труба.

– Вот это – шахта лифта, – сказал Бойя. – Теперь следуйте за мной.

Мы прошли по залам, пока снова не очутились у входа.

– Ничего не замечаете? – спросил он, показывая на внутреннюю стену.

Там не было двери. Лифта не было.

Кардинал Бойя фыркнул, как бык.

– Лифт ведет только к одному помещению. Теперь вы знаете, у кого ваш брат.

Он снова привел меня к столу для заседаний и велел Тесте распорядиться, чтобы монахини принесли нам напитки и закуски. Бойя положил руку на мой стул, не для того, чтобы выдвинуть его мне, а в качестве гостеприимного жеста. Смягчившись, он сказал, что я все понял неправильно. Бойя понимал, что давить на меня уже не нужно. Факты все сделали за него.