Зайдя в зал Османа и Шамсият сопроводили к столу за которым уже сидели некоторые из их однокурсников. Те встретили их бурными возгласами и поздравили с будущим пополнением в семействе. Взгляд Шамсият упал на Абдулджалила. Он улыбался ей так же как и все. Она тоже им всем улыбнулась, поблагодарила и села на стул который муж ей пододвинул.

Абдулджалил сидел напротив и Шамсият было неловко. Ей казалось, что парень все время пристально смотрит на нее. Пару раз подняв глаза она убедилась в этом встретившись взглядом с парнем. Ей показалось что глаза Абдулджалила полны грусти и сожаления. От этого ей тоже стало очень грустно. Девушка перенеслась мыслями в их общее, университетское прошлое: «Абдулджалил, разбил мне сердце. Он отказался от меня. Он сам сделал свой выбор. А зачем теперь так смотреть на меня? Словно я виновата?» Шамсият вдруг почувствовала себя виноватой. Заиграла музыка и зазвучала песня которая так сильно нравилась Абдулджалилу и под которую они много раз танцевали вместе. Шамсият прикусила нижнюю губу и вдруг почувствовала толчки ребенка которого носила под сердцем. Осман налил ей персикового сока.

Шамсият только вышла в декретный отпуск. Беременность протекала легко. Ощущения от того, что внутри тебя зародилась и растет новая жизнь были потрясающими. Шамсият уже ощущала толчки и каждый раз когда муж был рядом прикладывала его руку к своему животу, что бы он тоже почувствовал это.

Осман был счастлив. Недавно на узи сказали, что у него будет сын и эта новость стала для будущего молодого отца еще одним источником радости и гордости. Он уже выбирал имя для своего ребенка. На Кавказе принято давать детям имена умерших родственников, при этом стараются дать имя родственника который прожил долгую, праведную и счастливую жизнь. Избегают имена тех родственников которые жили несчастно, тяжело, особенно с опаской относились к именам людей которые умерли молодыми и не своей, мучительной смертью.

Во время беременности у девушки появилось очень много капризов которые муж с удовольствием выполнял, но и от нее он требовал такого же чуткого отношения к себе. У Османа с детства был жесткий, тяжелый характер. С возрастом твердость его характера проявлялся все сильнее и его, и его родителей радовало то, что жена ему попалась мягкая и уступчивая.

– Осман, сегодня у родителей мавлид. Я пойду к ним пораньше. Надо будет помогать.

Несмотря на то, что он целыми днями был на работе, а Шамсият сидела дома он запрещал ей ходить в гости без него. Они вечером и по выходным много гуляли и ходили в гости, а без него ему не нравилось когда она выходила из дома.

– Не надо. Вечером поедем вместе.

– Мама, (Шамсият с первого дня называла мать Османа мамой) хочет что бы я пришла пораньше. Им там нужна помощь.

– Это она сама тебе сказала?

– Да. Я звонила и предложила, что приду пораньше, помогать. А она сказала приходи.

– Так значит ты сама это предложила?

– Ну да. В таких ситуациях надо предлагать. Надо помочь им.

– Это у вас наверно нужна помощь, – раздраженно сказал Осман, – а моя мама в основном все заказывает в кафе. Там даже их сотрудники сами приходят и накрывают столы. Так что тебе там делать нечего. Сиди дома. Поедем вечером, как я приду с работы, вместе.

– Это некрасиво. Я уже обещала маме что приду. Она будет ждать меня. Получается я ее подведу.

– Ничего страшного. Поедем вечером вместе.

С этими словами Осман зашнуровал туфли накинул на руку пиджак и подготовился выйти из квартиры. Шамсият подошла к нему прижалась и нежно прильнула к губам. Этот жест уже стал традицией в их семье. Шамсият каждый раз провожая на работу нежно обнимала его и целовала, а по возвращении встречала всегда с улыбкой и так же целовала. Этот поцелуй и нежные объятия жены согревали Османа целый день на работе и он с нетерпением ждал момента когда вернется домой, что бы вновь ощутить вкус губ своей жены и сжать ее в своих объятиях.

Проводив мужа Шамсият присела на диван. Она понимала что попала в неудобную ситуацию. Она обещала прийти к свекрови пораньше и не придет. Конечно ей будет неудобно перед ней и еще неизвестно что она подумает.

Осман был очень хорошим мужем: нежным любящим, заботливым,.. но вместе с тем он был строгим и требовательным. Ревновал свою жену. Он понимал что это чувство не красивое, нехорошее, да и жена никогда не давала повода, но все равно ревность к своей красивой и любимой жене всегда присутствовала в нем. Ревность эта выражалась не только в страхе что жена может отдаться другому мужчине или бросив его уйти к другому. Он не хотел что бы хоть какое то событие в жизни его жены происходило без него. Хотел владеть своей женой безраздельно, что бы она принадлежала только ему и больше никому. Желал что бы она нашла в нем друга, мужа, любовника, советника, помощника… Он хотел быть для нее всем, хотел наполнить всю ее жизнь собой, стать самым главным и самым важным человеком в ее жизни. Он ревновал ее к родственникам, друзьям, к сестрам, к работе… Хотел что бы ее дружба, ее любовь, нежность, ласка, внимание и забота принадлежали только ему. Не желал делиться даже какой то частичкой ее жизни с другими.

Вечером придя с работы Осман не переодевшись и не покушав поспешил к родителям. Он даже домой к себе не поднялся, позвал жену на улицу.

Еще на пороге Шамсият поймала на себе строгий взгляд свекрови.

– Шамсият, ты ведь обещала придти пораньше. Может случилось что то?

– Нет мама, ничего не случилось. Осман не разрешил. – Шамсият смущённо опустила взгляд.

Наиде невестка нравилась. Девушка оказалось, милой, кроткой и очень хорошо воспитанной. Она видела, что жена покорна и послушна ее сыну и на его любовь и обожание отвечает глубокой привязанностью и преданностью. Но ее пугала столь сильная любовь и обожание которые испытывал ее сын к этой девочке. Жизненный опыт не раз показывал ей, что человек чаще всего теряет то, что больше всего дорого его сердцу. И потому боялась, что эта девочка разобьёт сердце ее сыну и ему придется прожить потом всю жизнь без нее.

***

Вечером, когда все гости уже ушли, Наида специально осталась одна с сыном на балконе.

– Осман, как это понимать, почему ты не пустил жену помогать твоим родителям?

– Я не люблю когда она одна