Во, даже смайлик в конце пририсовал.

Теперь наслаждение пристойно.

Включаю музыку погромче, ныряю в объятья любимой кровати и смеюсь.

Мне можно.

Я только что спасла мир.

Прибытие

…осколок попал в Сумрачный лес.

Снесло нафиг. Как же я рада. Залесье вот ток поредело и зарывать будем многих. Мои живы, славно.

И Стивен.

Вон, выбегает из лекарских холщин в замурзанном фартуке и нарукавниках, всклоченный, под зеньками – темно. Сам на больного похож, но в койку не загнать.

Зато можно затянуть. Висну на шее, утыкаюсь в грудь и реву: живой!

– Ты вернулась ко мне! – и дрожащими пальцами по волосам. Голос тоже – будто струна под ветром. Мне больно и счастливо, радостно и грустно.

– Не надейся, – и тычок в бок. – Мне ведь ещё никто не обещал жениться. Только ты. Так что!

Держит за плечи, чтоб в лицо прям зырить. Лыбится:

– Да хоть сейчас!

– Не, – мотаю головой, – сейчас рано. Вот разгребём всё, может, тогда.

– Ловлю на слове! – и пальцем грозит. Пальцы у него – чуть толще моих. Я лапищи люблю, как у Гиля. Но тут – нравится.

Встаю на цыпочки и тыкаюсь в губы.

Хорошо, что он тут же включается и дальше сам. Целоваться не умею, совсем.

Таю, растекаюсь, горю вся.

Прижимает к себе:

– Как ты вернулась?

– Не помню. После того, как розу кинула, нас с Айринн завертело и взорвало. А потом, чую, на земле лежу. Зырю вокруг, Залесье. Ну и погнала искать-считать. Тотошку, бедного, приложило. Вылечишь?

– Куда денусь!

Кхекают за спиной. Ну чё там, кому надо?

Парнишка. Пялится на нас, красный весь. А не фиг за взрослыми шнырять.

– Чё надо?

Не расположена к разговорам щаз, в Стивена вцепливаюсь, будто тону, а он бревно.

– Я из Рая.

– Из того, – киваю головой в сторону, где мы тогда с Тодором были.

– Из того самого, мэм, – чеканит он. Ангел бывший, что ли? Они теперь всюду разбрелись, бездомные. – Мне велено собрать всех жителей Залесья и сопроводить их в Рай.

Точно ангел, ишь, как чешет. По-писанному, прям.

– Там ведь старшие есть: баба Кора, Гиль.

– Если вы имеете в виду женщину с четырьмя глазами и зелёного мужчину, то они меня к вам и послали. Сказали, вы – главнокомандующая.

Стивен ржёт.

– О да, она у нас командирша! – и мне: – Ну что, какие распоряжения.

– Собираемся, – говорю.

Даже сомневаться и думать не буду: в Раю лекарни куда лучше. И лаборатории спящих – недалече. А Стивен хотел в них.

Главная проблема щаз – Тодор. Ух его покоцало! Нашли распластанным на земле, изломанного всего. Как не расшибся в лепёшку – хэзэ.

Стивен, говорят, только руками развёл, когда ему принесли.

Ну, кароч, перевозку для него Гиль берётся делать. Тодор впечатлил, говорить, когда тех дронов чуть ли не на коленке свинтил. Такого умницу жалко.

Грузимся и широким пёстрым строем тащимся в Рай. Еду на колымаге со Стивеном. А сзади – Тотошка. Хреново ему, поскуливает.

Лапа мой, вытянем. Теперь верю.

Кэтрин встречаю, как родную. Столько работёнки ей привезла. Зато и помощника – они со Стивеном быстро ладят. Знают о чём, лечить уходят без лишней болтологии. Всё чётко: этих ложите сюда, тех – туда.

Оставляю и иду к начальству. Старейшины в том доме, белом с плющом, за которым площадка, где «Харон» стоял.

Собрались деды за столом, смотрят недобро, будто я у них чё отобрала и не даю.

– Ваши дальнейшие действия? – эт самый старый. Бородой до глаз зарос.

– Жить, – говорю.

– А как именно жить?

– Лучше, чем вчера. Уж точно.

– Вы в курсе, что Страна Пяти Лепестков в хаосе гражданской войны: кругом грабежи и банды. Рай – единственно спокойное место сейчас. Да ещё, пожалуй, один шелтер на юге Летней губернии, у отца Элефантия.

– Не в курсе, но спасибо, что ввели.

Они сидят, я стою. С меня спрашивают, будто виноватая. Поэтому луплю прямо:

– Чего именно хотите от меня?

– Навести порядок. Вы – Роза Эмпирея, за вами пойдут.

– Постараюсь навести.

Кажется, они вздыхают облегчённо.

…Тодора выхаживают три дня, но когда узнаю для чего, взрываюсь:

– Что значит казнить? – ору на того самого глазастого бородача, что мне про порядок говорил.

– У этого… создания – руки по локоть в крови!

– Создания! – бешусь. – У вас тут сотен пять падших. Каждый – создание!

– Но не каждый убийца и псих! – он привстаёт в кресле, опирается на стол, и мы с ним пялимся зеньки в зеньки. – Он убил жениха Кэтрин. Ради развлечения. На базаре, на глазах у всех.

– Знаете что, умники, – жаль, что слюна у меня неядовитая, – вы тут сидели в белых домиках с плющом, а мы там – мёрзли в холщинах, дохли от зелёного дыма, глотки друг другу грызли за кусок. И если у кого-то от такой жизни ехала крыша, – это беда, а не вина. Он такую жизнь не выбирал.

– Вопрос с казнью решён и обжалованию не подлежит. Таким, как он, не место в Раю.

Матерю этого умника и бегу на площадь: сказал, Тодора повели уже.

И тут Тотошка бежит со всех лап, оклемался!

– Родилась! Она родилась!

– Кто же, кто?

Кидаюсь к нему, обнимаю.

– Сильфида. На Сильфидове острове. Сам зырил!

– Ты тут был?

– Только тушка, а душа – там! И остров – сказка. Скоро прилетит и она сойдёт.

Сильфида не помешает, думаю. По Айринн скучаю, блин.

Но отвлеклась, хватаю его, разворачиваю.

– Скорее, идём!

– Куда?

– На площадь, там Тодора казнят.

…виселица болтается и скрипит.

Тодору, кажется, пофиг. Расставил ноги, зырит на всех: ша, молекула! Ухмыляется. Ему не привыкать умирать.

Вот и приговорщик рядом: тщедушный, Тодору едва до груди, а вершить собирается.

Хочу рвануться, влезть, но тут Кэтрин. Побегает, срывает с головы белую лекарскую накидку, набрасывает на Тодора. И звенит голосом, чтобы каждому дошло:

– По старинному обычаю, если девушка готова выйти замуж за преступника, его должны отпустить. Я, Кэтрин Терон, беру этого мужчину в мужья. Отпустите его.