меня тревога мучит, –

Что делал я с высокою судьбою,

О, боже мой, что сделал я с собою!

Вот и сын, Андрей Тарковский, человек с обожжёнными нервами, чутко реагирующий на любое проявление зла в мире и погружённый к тому же в бездонную пропасть своих рефлексий и переживаний…

В „Зеркале“ Андрей анатомирует боль, одиночество, разъединённость и непонимание друг друга, тревогу и страх, которые гнетут нормального „естественного“ человека…

Фильм состоит из отрывочных разговоров, разрозненных воспоминаний, оборванных размышлений, наплывов и видений, – и всё это завораживает, но только тех, кто по-настоящему понимает, что такое жизнь, из чего она складывается. И как не вспомнить Афанасия Фета:

А жизни нет конца и цели нет иной,

Как только веровать в рыдающие звуки,

Тебя любить, обнять и плакать над тобой.

В „Зеркале“ сложная стилистика. По экрану вольно разливается „поток сознания“, о котором писал американский философ и психолог Уильям Джемс („Принципы психологии“, 1860) – жизнь состоит из переживаний и ощущений, хотений и размышлений… Одна из героинь пьесы Леонида Андреева „Екатерина Ивановна“ (1912) говорит: „Вся жизнь человека внутри, а не во внешних проявлениях“.

Вот это просвечивание изнутри и отражено в фильме „Зеркало“.

В давние века Августин признавался: „Хочу понять Бога и душу. И ничего более? Совершенно ничего“. Ту же задачу преследует и Андрей Тарковский: понять душу. Иногда он блуждает в лесу заблуждений, но упорно своим фонариком таланта высвечивает правильную дорогу. Сам поиск есть благо…

…„Зеркало“ Андрея Тарковского! Спешите увидеть! Сегодня и завтра на экранах мира – сеанс длиною в вечность. Всё по Екклесиасту:

Бывает, скажут о чём-то: смотри, это новость!

А уже было оно в веках, что прошли до нас.

Боль, страдание, воспоминание…»

Эссе об Игоре Северянине

Это было в апреле, а осенью я обратился к совершенно иному художнику, поэту Серебряного века Игорю Северянину, и написал небольшой этюд (и тоже в стол) – «Игорь Северянин: поэза жизни», 16–22 сентября 1975 года… 8 страничек с хвостиком. Вот начало этюда:

«– Игорь Северянин? Это тот, который рекламировал „Ананасы в шампанском“ и „Мороженое из сирени“?

– Да, тот… А почему бы нет? „Удивительно вкусно, искристо и остро“… Вас это возмущает? Вы не любите смешение стилей? Вы за умеренность и регламент? У вас не кипит кровь и вам не хочется попробовать жизнь на вкус? Понюхать её, пощупать, пожевать?.. А Северянин хотел. Он был молод. Полон сил и энергии. Обладал талантом поэта и был честолюбив.

Начало ХХ века. Петербург. Новая эпоха будоражит воображение:

Стрекот аэропланов! Беги автомобилей!

Ветропросвист экспрессов! Крылолёт буеров!

Машины, пришедшие из былин и сказок. Невиданные скорости. Экзотические страны. Преобразование всей жизни. Разве можно было передать её стремительный темп и удивительный аромат старыми, затёртыми и замусоленными словами и рифмами? Конечно, нет.

Сверкните, мысли! Рассмейтесь, грёзы!

Пускайся, муза, в экстазный пляс…

Северянин – это дитя своего времени, дитя нового технологического века… Его фантазии фантастичны, и он предвидел, предчувствовал скорое будущее:

Из Москвы – в Нагасаки,

Из Нью-Йорка – на Марс!..

Но этот фантаст прочно стоял на земле и любил всё радостное и земное. Гедонист. Наслаждатель жизни.

Вонзите штопор в упругость пробки, –

И взоры женщин не будут робки!..

Да, взоры женщин не будут робки,

И в знойной страсти завьются тропки…

Он ненавидел сытое и довольное мещанство, сознательно эпатировал его, дразнил своими эротически-машинными поэзами. Считал, что

Пора популярить изыски,

Утончиться вкусам народа.

До революции Игорь Северянин в стихах весь красивый. Насквозь буржуазный, сытый со своим холёным счастьем на гагачьем пуху:

Смеётся куртизанка. Ей вторит солнце броско.

Как хорошо в буфете пить крем-де-мандарин.

За чем же дело стало? – К буфету, чёрный кучер!

Гарсон, сымпровизируй блестящий файв-о-клок!..

Как гарсон, Северянин и импровизировал, и фокусничал в стихах и рифмах. И только иногда набегала тень грусти и печали:

Встречаются, чтоб разлучаться…

Влюбляются, чтоб разлюбить…

Мне хочется расхохотаться

И разрыдаться – и не жить!..

…В деревне хочется столицы…

В столице хочется глуши…

И всюду человечьи лица

Без человеческой души…

А потом революция, и всё полетело в тартарары. Северянин в 31 год оказался оторванным от России в местечке Эст-Тойла, в Эстонии… Никаких новых книг, шумных выступлений, никакой славы, а – захолустье, забытье, скудное материальное существование, эмигрантская тоска и маленькая отдушина: рыбная ловля:

Сам от себя – в былые дни позёра,

Любившего услад дешёвый хмель, –

Я ухожу раз в месяц на озёра,

Туда, туда – „за тридевять земель“…

Северянин уповал на „примиряющую воду“, но и вода не могла помочь.

Старый поэт… Два слова – два понятья.

Есть в первом от зимы. Второе – всё весна…

Освещённый военными пожарищами, практически в нищете, уже будучи безнадёжно больным, Игорь Северянин умер 20 декабря 1942 года, в возрасте 54 лет. Похоронен в Таллине, на общем кладбище. На могильном камне выбиты слова:

Как хороши, как свежи были розы,

Моей страной мне брошенные в гроб!

На мой взгляд, были бы более уместны другие слова Игоря Васильевича Лотарёва-Северянина:

Всё прошло, как всё проходит…»

Сегодня, 6 декабря 2018 года, хочу добавить, что с Игорем Северяниным, с его стихами, я прошагал всю жизнь, начиная со школы, и цитировал его стихи: «Это было у моря, где ажурная пена…», «Котик милый, деточка, встань скорей на цыпочки: / Алогубы-цветики жарко протяни…», «Ты пришла в шоколадной шаплетке…» и т. д.

Конечно, я любил и Пушкина, и Лермонтова, и Тютчева, и Фета, и Блока, и Ахматову, и многих-многих других. Но Северянин стоит особняком, это острая приправа к классической русской поэзии. Соус, горчица, да простит меня бог Аполлон за такие сравнения. Константин Фофанов посвятил Северянину строки:

О, Игорь, мой единственный,

Шатенный трубадур!

Люблю я твой таинственный

Лирический ажур.

В 90-х годах, когда настало время «можно», я вытащил многое из своего стола и стал