Крупные пальцы, унизанные перстнями, слабо светились. Пышные кружевные манжеты трепетали, подхваченные течением. Полотно рубашки на груди и боку испятнано бурым. Рана от стилета на шее. Белоснежные волосы выбились из-под бархатной ленты, полные губы, обрамленные аккуратной бородкой, растянуты в страшной улыбке. Но самое жуткое — его глаза: два черных колодца, на дне которых грязь и безумие.

— Вы мертвы!

— Ты тоже, — сказал Стефан Виоре.

— Нет!

— Да, Ли-ира, — протянул он, притягивая меня ближе. Каждое его слово расплывалось в воде кровавой кляксой. Из раны на шее выскользнул безглазый угорь, ткнулся мне в грудь, и я закричала от отвращения и страха.

— Моя Лира, — осклабился убитый мною граф и впился в губы, высасывая остатки тепла и жизни.

— Дыши!

Зажимая девушке нос, Раду вдувал ей в рот воздух, давил на грудь, пытаясь заставить сердце работать.

— Дыши, Лира!

Выдох. Десять ритмичных нажатий с промежутком в секунду. Выдох.

— Дыши!

С волос, с одежды Лиры ручьями стекала вода. Лицо бледное, будто вылеплено из воска. Черные полукружья ресниц и синие губы. Холодная. «Мертвая», — сказал кто-то. Черта с два!

Выдох. Десять ритмичных нажатий. Выдох.

— Дыши!

Руки Стефана стискивали меня так, что хрустели ребра. Его забавляло, как я бьюсь, пытаясь вырваться, как извиваюсь, уворачиваясь от темного провала рта с черным слизнем языка.

— Моя Лира…

— Нет!..

— Моя!

Он смаковал мои слезы, пил меня, как вино, и с каждым глотком становился сильнее.

— Дыши!

Выдох. Десять ритмичных нажатий. Выдох.

Дыши, я приказываю!

Дрянь, гадина, стерва, дыши!.. Не смей умирать, Лира!.. Из подвалов Темных достану, шкуру с тебя спущу, чтоб ни лежать, ни сидеть не могла! В башне закрою и опечатаю!

— Дыши!

Выдох. Десять ритмичных нажатий. Выдох.

— Господин, девушка мертва!

— Уйди!

— Ваше Сиятельство, оставьте ее!

— Пошел на!..

Дыши! Дыши, Лира!.. Дыши, ведьма ты проклятая, чтоб тебя Корис сожрал! Дыши, не смей умирать!.. Дыши, Лира!..

Выдох. Десять ритмичных нажатий. Выдох.

— Дыши!..

Рот Стефана нес отчетливый вкус гнили. Пах задохнувшейся кровью. Ощущался пылью склепа и липким прикосновением плесени, грязью, от которой невозможно отмыться. Стефан прижимался к моим губам и пил, пил, пил, тянул из меня силы. Причмокивая, растягивая удовольствие. Радуясь тому, что дождался.

— Моя Лира…

Дыши…

Стефан поднял голову. Прислушался, позволив мне короткую передышку.

Дыши!

Далекий голос походил на перестук камушков в весеннем ручье. Чистых, ослепительно-белых, отшлифованных снегом и капелью.

Камушки перекатываются, гремят, и кажется, их несет сюда, к подводной скале.

Дыши, ведьма!

Грохот нарастал. Это не ручей — камнепад! Обвал в меловых горах!

Тьма заколыхалась лохмотьями нищенки, прикрывающей струпья. Вспышки белого и бледно-голубого истончали ее, раздирали в клочья, раздражали удерживающее меня чудовище, и Стефан зашипел, оскалился, открыв три ряда острых зубов. Как у мантикоры.

— ДЫШИ! — громыхнуло над головой, а потом чья-то рука схватила меня за шиворот, как котенка, и дернула вверх.

Утробно рыкнув, Стефан оттолкнулся от скалы, попытался достать меня, почти схватил, но благословенная рука не отпустила, и когти того, кто прежде был братом Йарры, лишь оцарапали, оставив четыре багровые полосы.

— Я буду здес-с-сь, — понеслось мне вдогонку. — И ты придеш-шь, никуда не денеш-шь-сся… Вс-с-се приходят…

Капли моей крови не расплывались в толще воды, наоборот, алыми бусинками шли ко дну. Стефан проглотил одну из них и улыбнулся.

Лира кашляла — тяжело, мучительно. Из ее рта, из носа текла горькая вода, мешалась со слезами.

— Да, да, вот так, — хрипло прошептал Йарра, переворачивая ее на бок. — Дыши. Дыши, Лира…

Сердце девушки стучало, билось, как пойманная птица, тело сотрясалось от дрожи. Кто-то протянул плащи — ему и ей, и Раду только тогда заметил обжигающий холод северного ветра.

Укутав Лиру, он поднял ее на руки, понес к каюте. Матросы и младшие офицеры расступались, пропуская графа. Качаясь, как пьяный, Йарра шел по палубе, крепко прижимая к себе женщину, за которой полчаса назад, не раздумывая, прыгнул в штормящий океан.

Приемная Соньи Каара, Лорда-Протектора Архипелага Трой, до отвращения походила на княжескую — те же гнутые спинки кресел, такие же завитки и виньетки, раздражающий глаз блеск инкрустации. Раньше Раду посмеивался над страстью Соньи к вычурной пышности, сейчас же графа откровенно бесили и львиные лапы медных ножек низкого стола, и необходимость делать хорошую мину при отвратительной игре — цель визита Йарры ни для кого не была тайной. Но больше всего то, что Лиру пришлось оставить на корабле.

За два дня девушка трижды приходила в себя. Кивала невпопад, вяло отмахивалась от еды и снова впадала в забытье. Раду отпаивал ее горячим молоком с медом и липовым цветом, сидел рядом, не позволяя сбрасывать ворох одеял, раз за разом поправлял вязаную шапочку на ее голове и чутко прислушивался к дыханию — нет ли свиста и хрипов.

…и Сибилл исчез.

Проблемы множились, как снежный ком. Луару пришелся не по вкусу вошедший в силу вассал, и князь начал выбивать землю у него из-под ног: ссорил со сторонниками, урезал владения, отобрал армию, надавил на гильдии, и те отказались от закупок меди и поташа; князь фактически сослал его на Острова, запретив появляться в столице, пока не умрет последний бунтовщик Рисового Архипелага.

И Лира.

Лира, Лира, Лира… Глупая девчонка, дикий лесной котенок вроде тех, что они с Сином ловили для Роха. Вся его злость, все раздражение исчезли, их смыло ледяными волнами Рассветного, когда он раз за разом нырял за ней, когда сам едва не захлебнулся, распутывая ее волосы, чудом Анары зацепившиеся за выступ подводной скалы. Остался только ужас — животный ужас снова ее потерять, и заноза, напомнившая о себе болезненными уколами в сердце. Плевать на Ришара, пусть он сам безразличен ей — лишь бы жила!

…нужно показать ее целителю. Сегодня же.

— Вы знаете, зачем я здесь, лорд Каар? — официально спросил Йарра, и Сонья, разглагольствовавший о куртизанках из Рау, замолчал, подобрался.