всего этого хочет? Нет, наверняка он видит в этом что‐то еще! – Элберт повысил голос. – Это красный флаг, Вай!

– Красный флаг? – Она не сдержала вырвавшийся наружу смешок, слишком громкий.

– Ну, ты понимаешь, что я имею в виду, тот флаг, который предупреждение об опасности. А опасность в том, что новый лейборизм – это всего лишь пустая, бессильная болтовня!

Он пожалел о том, что сказал, едва слова сорвались с его губ.

– Вот как? Ух ты, спасибо.

Наступило молчание, густое и холодное, под стать ночи.

– Сверни‐ка нам сигаретку, – тихо, сухим тоном велела Вай.

Элберт свернул и протянул ее с зажигалкой. Вай все никак не могла бросить курить, и когда накануне вечером вернулась домой, от нее разило ментоловыми.

Он и сам не заметил, как ноги понесли его по саду, скудно освещенному полумесяцем и одиноким окном в верхнем этаже. Но извилистые тропки исхожены так, что он мог не сбиться с пути, даже закрыв глаза.

Всю свою жизнь Элберт рвался сбежать от политики, которой занимался отец. Стремился обрести для себя не только иные устои, но и иные способы существования. Но правящие классы не допускают и этого, с горечью думал он. Прошедшие десять лет Элберт наблюдал, как сообщество за сообществом – экоактивисты, сквоттеры, даже рейверы терпят крах, пытаясь сделать что‐то иначе. Тори хоть и декларируют приверженность экономике свободного рынка, но истинной свободы, свободы выйти за рамки системы, они не признают. В Британии вы вольны выбрать себе любой образ жизни, какой пожелаете, – до тех пор, пока кто‐то где‐то богатеет на этом.

Видно, именно потому предложение Гарольда дать Вай денег – и ее радостное согласие немедля эти деньги принять – чертовски его задело.

Но Вай!

Элберт остановился и вскинул голову к небу. Звезды убегали вдаль, в бесконечность. Вечные звезды.

Что на самом деле для него важно? Она. Только она, всегда.

Он обернулся и посмотрел на ее фигурку, что виднелась еще у задней двери. Он призывно протянул руку, и она начала спускаться по тропке, наверняка нарочито медля.

– Прости меня. Еще раз, – сказал он ей в волосы, когда она позволила обнять себя и тесно прижать к груди.

– Да нормально все, Элберт. Я знаю, у нас есть разногласия, есть разница в убеждениях. Но я в самом деле считаю, что так оно лучше, правильней. Уж лучше проговаривать все, обсуждать, чем неделями таить в себе, а потом напиться слегка, и оно все выплеснется наружу!

– Да. Ты права. – Холодный воздух выдул из него весь хмель, с которым он после ужина перебрал. – Просто, понимаешь… Я всем сердцем на твоей стороне. На все сто процентов, целиком и полностью. Я все сделаю, чтобы ты победила. Понятно, что это большая работа, и тебе нужно, чтобы я был рядом с тобой. И я правда стараюсь.

– Ну, конечно. Я все это вижу. Просто, наверно, милый, не стоит делать это, утаивая, что ты на самом деле думаешь. Ты можешь не соглашаться в принципе, а на деле поддерживать меня все равно. Вот, например, когда будут у нас брать интервью для “Санди таймс мэгэзин”, ты уж, пожалуйста, мне подпевай… – Он чувствовал, как она улыбается ему в джемпер. – Но между собой, между нами, давай будем честны, а?

Элберт отстранился, взял в ладони ее лицо и покрыл его поцелуями.

– Ты, Вайолет Льюис, мудра на редкость, и ума не приложу, что я сделал такого, чтобы тебя заслужить.

День выдался долгий. Завтра утром они обсудят, будет отец их финансировать или не будет, и если да, то как. Спокойно, по‐доброму. За чашкой кофе на свежем воздухе.

Элберта потянуло вдруг обернуться на дуб. Даже голый зимой, тот гордо высился в самом конце сада, приглашающе раскинув свою крону. Сколько всего с ним связано.

Показалось, что дуб говорит с ним, взывает из глубины корней.

– Пойдем‐ка. – Элберт взял Вай за руку, потянул за собой, широко зашагал по саду.

– Что такое? Элберт, я замерзла, пошли лучше в дом.

Но он только ускорил шаг, а уж там усадил ее рядом на старую кованую скамью, вросшую в складчатую кору, усадил и крепко сжал руку.

В темноте смотреть вокруг было не на что. Что он задумал?

– Я просто… ну, не знаю, я просто почувствовал, что должен, обязан подойти сюда и посидеть. С тобой. И с этим старым деревом. Как будто что‐то… кто‐то сказал мне, что нам с тобой нужно быть вместе.

– Славное старое дерево, – улыбнулась Вай. – И ты – славный старина.

Она поцеловала его – так легонько, так нежно, почти робко, будто бы в первый раз.

“Чего бы это ни стоило”, – подумал Элберт, когда они мягко оторвались друг от друга.

И еще: “Я люблю тебя”.

– Вай, ты выйдешь за меня замуж?

У нее перехватило дыхание.

– Что?

– Вайолет Льюис, ты выйдешь за меня замуж?

Боже, неужели это взбрело ему в голову из‐за того, что, как он думает, замужней ей легче будет избраться? Ни она, ни Элберт раньше не заговаривали о свадьбе. Неужели его предложение – всего лишь жест в поддержку ее карьерных планов?

Что ни говори, а им несколько раз намекали, что кандидаты, которые состоят в браке, нравятся избирателям больше, выглядят солиднее и надежней. Особенно те молодые, что наезжают из Лондона. И они смеялись над этим так же, как неизменно подтрунивали над самой идеей брака – устарелой глупой традицией, припыленной и слегка сексистской к тому же.

Вай не сомневалась, что при выборе в кандидатки на отношениях ее с сыном известного пэра из консерваторов был сделан особый акцент. Сам по себе момент пикантный, но пока что его придерживали про запас, опасаясь, что пресса примется копаться в биографии Элберта, в его политических взглядах и экоактивизме. Подан он, когда придет время, будет так, что теперь это все в прошлом. Соответственно Элберта и натаскивали, а он терпел, стиснув зубы. В этом году ему пришлось даже отказаться от участия в протестах против строительства объездной дороги в Ньюбери, ограничившись просмотром сюжетов в вечерних выпусках новостей.

– Элберт… ты что, зовешь меня замуж, потому что думаешь, что это поможет мне в выборах? Я знаю, тебе хочется доказать, что ты на многое готов ради моей карьеры, но в самом‐то деле… – От неловкости она засмеялась. Прошу тебя, Боже, пусть это будет не так.

– Конечно, не потому, вот дурочка‐то! Я просто…

Элберт посмотрел вверх, на раскидистые ветви над головой, а потом на корни внизу, вгрызшиеся глубоко в землю, и понял, что именно так все и обстоит. Он хочет расти вместе с Вай.

– Я просто