Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У другому сади зозуля куе,
У третьему сади мати с сином стояла, и пр.
Невеста сирота посылает соловья и кукушку — первого к умершему отцу, последнюю в Украину за родными, но ни тот, ни другой не возвратились, потому что нет возможности добыть для нее то, чего она желает.
Молода Марьечка
Калиноньку прогортала,
Батенька шукала:
«Пошлю соловейка,
Пошлю маленького
По батенька ридненького,
А зозуленьку на Вкраиноньку
По свою родиноньку.
Ни соловейка з гаю,
Ни батенька з раю,
Ни зозули з Украйни,
Ни моей родини».
Девица и соловья, подобно как кукушку, спрашивает о своей судьбе или о том, где ее милый.
«Ворожи ми, соловийку,
Чи буду я так до вику?» —
«Не журися, дивчинонько,
Прийде на тя годинонька!» —
«Соловейко малесенький,
В тебе голос тонесенький!
Скажи, де мий миленький?» —
«Твий миленький на риночку,
Пье вин вино-горилочку».
Впрочем, это качество прорицания соловей разделяет и с другими птицами (см. ниже).
Пение соловья услаждает горе одиночества в чужой стороне:
Соловейко, мало пташечко,
В тебе голос тонесенький,
Защебечи ти мини,
Бо я на чужий сторони, —
но при сильном горе оно также усиливает и боль, как вообще нередко веселое не в силах разогнать тоску и еще более увеличивает ее своею противоположностью и бессилием.
Соловей маленький,
В тебе голос тоненький!
Ти раненько спивает,
Мое сердце вриваеш.
Не щебечи раненько,
Бо й сам знаеш, маленький,
Який то жаль тяженький!
Бо як в день, так в ночи
Стоить милий перед очи.
С соловьем сопоставляется молодой козак, играющий на дудочке.
Чи той, мати, соловей, що кризь сад литае,
Чи той, мати, молодець, що в дудочку грае?
Голос соловья — вообще счастье, и потеря голоса соловьем сопоставляется с потерею счастья и доброй доли.
«Чому, чому, соловейку, не спивает,
Десь ти, соловейку, голосу не маеш?» —
«Потеряв я свой голос в вишневим садочку». —
«Чому, чому, кавалиру, чому не чуляеш?
Десь ти, кавалиру, счастя-доли не маеш?» —
«Потеряв я счастя-долю через тебе, дивчино».
Свивание соловьем гнезда — образ приготовления молодца к женитьбе, причем галка представляется парою соловья.
Ой, там на гори
Соловейко гниздо звив,
Та всю ниченьку не спав,
Соби галочку прикликав:
«Ой, чи будеш, галочко,
Моим дитям маткою!»
Так как соловей служит символом благодушия и веселья, то бедствие выражается в народной поэзии, между прочим, образом разорения соловьиного гнезда или поимкою соловья в неволю. Вот из корабля вышли козаки, они стреляют и убивают соловьиных детей; остается отец-соловей и плачет о погибели детей и о своем сиротстве.
Як прилетив батенько соловейко:
«Дитки мои, дитки соловьята!
Хто ж буде у садочку щебетати,
Мене старенького розважати?»
В другой песне козаки, стреляя, обожгли соловью крылья; соловей встречает сестрицу-перепелку, которая ему говорит: «Не сказывала ли я тебе: не вей гнезда в дуброве, свей гнездо в степи при дороге — там будут идти чумаки, а ты станешь щебетать рано и чумаков будить».
Тай зустрив соловейко перепилку:
«Ой, здорова, здорова, сестрице перепилко». —
«Здоров, здоров, брате соловейку.
А чи я тоби брате не казала:
Не бгай гнизда у диброви,
Зобгай гниздечко в степу край дороги —
Ай там чумаченьки будуть прохожати,
То вони будуть рано уставати,
А ти будешь раненько щебетати,
Та будеш чумаченькив пробужати».
Соловья хватают соколы — это образ молодца, взятого в неволю.
Налетили соколи из чужой сторони,
Узяли соловейка в чужую сторону.
Соловей любит свободу: чернец, у которого соловей улетел из клетки, просит его воротиться, петь ему и обещает ему соли и воды из самого чистого ключа, но соловей согласен лучше пить воду из реки, лишь бы оставаться на воле.
«Повернися до клитоньки,
Будеш мини спиватоньки —
Дам ти соли й водици
З як найчистои криници». —
«Не хочу я води з криници,
Волю ся в рици напити,
Але вольности зажити».
Чиж (чижик), сколько нам до сих пор известно, упоминается в одной только песне, но в некоторых вариантах он же называется соловьем, а в других — воробьем, оставаясь чижом (чижику-соловейчику или чижику-горобейчику). Девица спрашивает его, кому воля, кому нет воли, и он объявляет ей, что воля — девушкам, а неволя — замужним женщинам.
«Ой, чижику-соловейчику-горобейчику,
Скажи мини всю правдоньку:
Кому воля, кому нема волечки?» —
«Дивочкам своя волечка:
То за стричечку, то за виночок,
То на улочку, то у таночок.
Молодичкам нема волечки:
Ой, у пичи горщик бижить,
У колисци дитя кричить,
У запечку нелюб сидить.
Горщик каже: „Одстав мене“,
Дитя каже: „Росповий мене“,
Нелюб каже: „Поцилуй мене“».
Песня эта очень древняя, как видно из того, что подобная существует и в Великороссии. Смешение этих птиц произошло оттого, что всем им в отдельности приписывалась одинаковая способность прорицания.
Воробей (горобец) в веснянках — образ молодца, впрочем, недостойного любви; с тремя воробьями девица сравнивает трех молодцов, за которых не хочет выходить замуж.
На улици три горобчика,
А на улоньци три парубка:
Не давай, ненько, ни за одного,
Бо не буде добра ни вид одного!
У несчастного козака, которого бьют палками, представляется пшеница, которую клюют воробьи.
Ой, чия ж то пшеничка, що горобци пьют?
Ой, то того козаченька, що палками бьють.
В веснянках же в игре «мак» обращаются к воробью, чтоб он сказал, как сеют мак.
Воробейчику, чи бував ти у садку,
Чи видав ти, як мак сиють?