их с Машей тылы надежно прикрыты, что они все еще вместе и любят друг друга. В такие моменты Машу пробивало на хозработы, включая домашнюю готовку. Гурова в этот момент она к мероприятиям не привлекала, но требовала, чтобы он находился неподалеку. В соседней, например, комнате, где Лев Иванович старательно изображал отдыхающего. На самом деле его голова все равно работала, несмотря на все уговоры забыть о работе.

К планете подбирался Новый год, и Лев Иванович давно уже понял, что Машу в это время он будет видеть редко. Зато потом ее лицо то и дело будет мелькать на экране телевизора то в новом сериале, то на сцене театра. Так было всегда, с самого начала их совместного проживания. Он привык к этому и к славе свою жену не ревновал.

Лев Иванович открыл холодильник, пробежался взглядом по полупустым полкам. Банка с солеными огурцами, один помидор и кучка блеклых макарон в контейнере с оранжевой крышкой.

– Обожрусь до смерти, – вслух пробормотал Гуров. – А кофе-то у нас остался?

Молотые кофейные зерна едва прикрывали дно жестяной банки. На чай Льва Ивановича не потянуло.

Он выкурил сигарету, запил ее стаканом воды из-под крана. Потом оделся и вышел из дома.

До ближайшего сетевого и немаленького магазина было минут двадцать езды. Гуров едва нашел свободное место на парковке и воткнул машину между красной «Тойотой» и забрызганной грязью «Газелью».

Пустую тележку он нашел с трудом. Сначала заприметил девушку, которая выгружала из нее пакеты, а потом самым наглым образом увел телегу из-под носа высокого парня, который как бы случайно оказался рядом.

Гуров шел по торговому залу и бросал в тележку все, до чего мог дотянуться. Йогурты, фрикадельки, паштет, сыр, сметану, бананы, укроп – Лев Иванович хватал все и сразу, чтобы побыстрее закупить продукты и вернуться домой. С Машей он сегодня не созванивался и в глубине души надеялся, что молчание с ее стороны намекает на то, что она вернется домой не в полночь, а немного раньше.

Дома, разложив покупки по местам, Гуров быстренько приготовил яичницу с помидорами, но на кухне ужинать не стал. Он ушел в комнату, сел на диван, разместил тарелку на коленях и позвонил Стасу.

– Молчишь чего-то, – упрекнул он коллегу. – Как дела?

– Да мы еще на месте, – ответил Крячко. – Ты вовремя, а то я как раз покурить хотел.

– Рассказывай. – Гуров подцепил вилкой кусок яичницы и отправил в рот.

В трубке шуршало и щелкало, слышались голоса. Лев Иванович представил себе сцену извечной возни и суматохи во время задержания. Внезапно до его слуха донесся негромкий женский плач, потом мужской окрик, затем топот, после снова непонятный шум. На мгновение все стихло, чтобы вернуться уже к привычному фону: автомобильный гудок, спокойная речь, гул моторов, которым наполнены улицы.

– Ты здесь? – услышал он голос Крячко.

– Ну а куда я денусь? – заметил Гуров.

– На улицу вышел. Там дышать нечем, а голова уже раскалывается, – объяснил Стас. – Ну что тебе сказать? Самое главное, что все девчонки живы и здоровы. Трое. В жутком стрессе. Дверь пришлось взламывать. Их держали в квартире, в трешке. Меньшов… ну тот, который старший, им привозил хорошую еду, врачей по первому требованию, но во время осмотра не выходил из комнаты. Также баловал их отличной косметикой и легкими антидепрессантами. Он вообще был их телохранителем и покровителем. О, вот еще. У одной из девушек диабет, она просила лекарства, и он ей привозил их строго по часам и только по одной дозе. Но отпустить ее ему и в голову не пришло. Она бы всех выдала. Думаю, эти уроды просто до поры до времени не решили, что с ней делать. В принципе похищенные были в относительной безопасности, но на связь с внешним миром выйти не могли. Интернета не было, телефоны у них отобрали. Стекла в окнах закрашены, само стекло разбить довольно трудно. Выход на балкон заложен кирпичами. Все поверхности в квартире, включая пол, из мягких материалов с отличной звукоизоляцией. То есть, прикинь, они никаким способом не могли привлечь к себе внимание. Их никто бы не услышал. Даже батарея упакована в мягкий короб для пущей безопасности. Девчонки даже не могли по ней постучать, чтобы доконать жильцов, чтобы те, в свою очередь, вызвали полицию. Меньшов сразу их попросил не делать глупостей. Предупредил, что если будут вести себя хорошо, то будет выводить их на прогулки, но по одной и в его сопровождении. Ломал их психологически, однако не перегибал палку. Знал, гад, что если хотя бы одна попытается покончить с собой, то сам поймает санкции. Еще сказал девушкам, что даже если им удастся устроить потоп или пожар, то так там в квартире и останутся. Дом старый, аварийный, их никто не будет специально спасать. А пока там еще «пожарка» заявится…

– А соседи знали о том, что рядом происходит что-то неладное?

Стас шумно выдохнул сигаретный дым.

– Не-а. Никто и ничего не знал. Там все интересно устроено. Квартиру не случайно выбрали. Дом под снос, многие из жильцов уже съехали. На этаже по обе стороны от этой квартиры давно никто не живет. Этажом ниже тоже пусто. А вот наверху еще остались люди, но пожилые и с плохим слухом. Отличные условия для свершения темных делишек, как думаешь? В таких местах хорошо людей прятать. Ни одна собака не найдет.

Лев Иванович отставил тарелку в сторону. Рассказ Стаса был подобен бальзаму на старые раны. Нашли. Живы. Хоть где-то успели.

– Медики уже осмотрели пленниц. – Голос Стаса звучал глухо из-за того, что он неудобно держал телефон, но Гуров не сказал ему об этом. Просто в некоторые моменты сильнее напрягал слух, стараясь ничего не упустить. – Острой необходимости госпитализировать нет, но позже все поедут в больницу на обследование. Поэтому беседуем с ними пока что прямо в квартире. Врачи, разумеется, рядом. Психолог приехал, тоже помогал нам. Наши ребята входную дверь специально настежь распахнули, чтобы девчонки понимали, что они свободны. Они сказали, что никто к ним не прикасался. Ну кроме тех моментов, когда их в «Волгу» затаскивали. Потом тряпочку с хлороформом на лицо, и – «спи, моя красавица». В себя приходили уже в квартире. Без документов, денег и гаджетов. Ах да, и практически без одежды. Одежду они потом получали, но в виде одной футболки и нижнего белья. Обувь им не выдавали – только тонкие носки. Все это делалось для того, чтобы не сбежали, в футболке и носочках в мороз далеко не убежишь. Да, и ни одного острого предмета мы тоже