Пока всё стихло, немцы снаружи тоже приходили в себя. Атака одиночного танка для них стала неожиданностью. Я открыл башенный люк и, выскользнув наружу, козырнул пяти командирам. Тут и полковой комиссар Фомин был, и майор Гаврилов, и ещё несколько командиров, известных по обороне этой крепости. Мне известных.

– Сержант Павлов, Девятнадцатая танковая дивизия. Киевский Особый военный округ. В отпуске. Тут случайно оказался, к брату приехал, лейтенанту Павлову, он в Сорок Вторую стрелковую дивизию получил назначение. Должен уже быть.

– Точно, был Павлов, в мой полк направили, оформить не успели, – подтвердил Гаврилов. – Какое училище заканчивал?

– Подольское.

– Точно он.

– Я не понял, это не помощь нашей армии? – спросил Фомин.

– Ваша армия драпает – только пятки сверкают, товарищ полковой комиссар. Видел я, как ваши танкисты атакуют. У нас бы их командиров под трибунал отдали, все машины и людей сгубили. Были бы тут наши дивизии с Украины, мы бы уже натянули немцев на кукан. Кобрин сдали, дальше отходят. Ближе всего наши в сторону Пинска, я у пленных узнавал.

– Знаете немецкий?

– Да, говорю.

– Сержант, – окликнул меня знакомый голос, я обернулся и опознал старшину Овечкина. – Лейтенант Павлов твой брат?

– Мой.

– Погиб он сегодня, под обстрелом. Извини.

Я нахмурился и вздохнул.

– Хочу видеть его, попрощаться.

Мои танкисты тоже вылезли, очумелые от стрельбы, громко говорили; тут и бойцы конвойного батальона были, несмотря на то, что лицо Меркулова закоптилось, узнали его. Я велел танк к стене перегнать, начать снаряжать пустые диски к пулемётам, а сам, пока шли к зданию, где тело Павлова осталось, общался с командирами:

– Я с этой стороны зачистил оборону, можно прорваться. Встану на валу и буду вести огонь, боезапас пока есть, экономил, помогу прорваться. Только поторопиться нужно, пока те свежие силы не перекинули и не перекрыли этот выход. У меня на всех патронов и снарядов не хватит. И так уже потратился.

Идея пришлась по нраву. Других у них всё равно нет, а тут танк, тем более средний, может, и выйдет. А мы зашли в казарму, где держал оборону старшина Овечкин, и меня подвели к ряду погибших бойцов. Сдёрнув с них простыню и подняв облако пыли, мне показали тела. Осмотрев их, я повернулся к лейтенанту Шаблину, что меня сопровождал (Фомин и Гаврилов готовили прорыв, их не было) и спросил:

– А где брат?

– Это не он? – указал тот на тело диверсанта в форме лейтенанта Красной армии.

– Я брата два года не видел, но это точно не он. Брат зеленоглазый брюнет, а тут блондин голубоглазый. Я его не знаю.

– Может, однофамилец? Старшина, где документы лейтенанта?

– У меня.

Тот нашёл в кармане и протянул небольшую пачку документов, мы с Шаблиным вместе изучили их.

– Нет, это документы брата, точно, всё совпадает, и день рождения. Да всё. Только этого парня я не знаю. Погодите… – Я стал шустро расстёгивать нагрудный карман и достал фотокарточку. – Вот, наш совместный снимок, брат как раз в училище поступил, в курсантской форме.

Фото я сделал, фотомонтаж, даже чуть состарил снимок, как будто ему два года, поистрепал на углах. На фото два парня – старший Павлов восемнадцати лет в форме курсанта и рядом младший брат шестнадцати лет в гражданской одежде. Лица чётко видны. Шаблин сравнил с лицом диверсанта – никакого совпадения.

– Похоже, диверсант. У нас такое было, захватят командира нашего, убьют и с документами его действуют, они же настоящие. Мне жаль, сержант, но, скорее всего, твой брат уже несколько дней как мёртв.

Я сгорбился, и Шаблин похлопал меня по плечу. Кстати, мои документы он тоже проверил, и очень тщательно, фамилия и отчество совпадали.

А дальше – я бегом к танку, и мы рванули через ту же арку обратно. Два снаряда по выходу схватили. Нас ждали. Рикошет – и болванка в броне застряла, защита спасла от отлетевшей окалины. Я расстрелял орудия с расчётами, те самые, в пятьдесят миллиметров, перекинуть успели, два других чуть дальше.

У меня четыре снаряда осколочных осталось и пять бронебойных, не пожалел. Вот и крутился под огнём, выбивая пулемёты, пушки, миномёты. И когда убедился, что тут подчищено, пустил через башенный люк красную сигнальную ракету. Вот теперь наши рванули, а я поддерживал, выбивая пулемёты, они тут больше всего плохих дел натворить могут.

Наши бежали по мосту, по ним несколько пулемётов работали, то и дело кто-то из бойцов вываливался из колонны и падал на настил моста или в воду. На редких носилках и шинелях несли раненых – не бросили, это хорошо. Я отчаянно пытался погасить пулемёты, в основном расчёты, но новые то тут, то там проявляли себя. Когда танк дёрнулся, я и не понял почему, а потом дрон показал, что одна гусеница расстеленная лежит. Да, тут уже не починишь.

– Гусеницу потеряли. Механик, стрелок, покинуть машину. Стрелок, снимай пулемёт и диски прихвати. Заряжающий с вами, выбирайтесь через люк мехвода. Сверху снять могут.

Пока бойцы выбирались, прихватив вещи, пулемёт сняли, хотя и не сразу. Стрелок подал его заряжающему, что уже был снаружи, как и мехвод, и диски стал подавать, а потом и сам выбираться. Я же крутил башней и стрелял короткими очередями по противнику.

Приметив неплохую цель, сам зарядил пушку снарядом и выстрелил. Бронебойным. Снаряд попал в бронетранспортёр с зениткой в кузове, что выполз на открытую местность. Видимо, командир борта решил, что я без снарядов остался, раз одни пулемёты использую. Глазомер не подвёл, точно в двигатель попал, и бронемашина начала медленно разгораться.

Я продолжал опустошать диски, их не так и много осталось, да изредка стрелять, а рядом мимо бежали бойцы, кто-то что-то нёс – оружие, раненых, некоторые какие-то ящики. По моим прикидкам Крепость покинули порядка четырёх тысяч человек. Причина, почему я выбрал именно эту сторону, – тут до довольно крупного лесного массива километра четыре по прямой, а так всё вырублено и вычищено, чтобы оборону держать.

Редкие миномётные разрывы вставали, чуть дальше и арта присоединилась, корректировщики начали работать, но наши вырвались. Уже единицы или мелкие группы покидали Крепость. Я выпустил последний снаряд, поразив очередную цель, перебрался на место мехвода – а мотор работал – и сдал назад. Танк медленно полз, скользя с одной гусеницей, и с разворотом съехал в низину.

Заглушив мотор, я выбрался из танка, поглядел в спины последних убегающих бойцов и убрал танк вместе с гусеницей в хранилище. Он будет жемчужиной моей коллекции в музее.