является Южная и юго-западная часть Центральной Азии, также Тибет, а именно: неизведанная до сих пор провинция Хласса. На эту пятую экспедицию уже, рассчитанную на два года, правительство ассигновало 53,000 руб. Маршрут и программу экспедиции разработал сам Пржевальский».

Наконец путешественники сели в вагоны, раздалось последнее: «Прощайте!» – и поезд тронулся. Николай Михайлович высунулся из окна вагона и, обращаясь к Ф.Д. Плеске крикнул: «Если меня не станет, то обработку птиц поручаю Вам!».

В Москве 23 августа, Николая Михайловича настигло трагическое известие, – умерла его любимая няня – Макарьевна. Эта весть его так расторгала, что он чуть было, не возвратился обратно на похороны няни, которая была ему дорога так же, как и мать. Но всё же долг перед государством взял верх над личным, и 24 августа экспедиция в полном составе отправилась по Нижегородской железной дороге к началу своего водного путешествия по Волге.

«В 4 часа, записал он в своём дневнике, – почтовый поезд повёзменя в пятое путешествие по Центральной Азии. Радость великая! Опять впереди свобода и дело по душе… Но для успеха его необходимо прежнее счастье, которое да не отвратится и ныне от меня»…

На следующий день путешественники в Нижнем Новгороде сели на пароход и в две недели прокатили вниз по Волге, к Астрахани, оттуда – по Каспию до Красноводска, далее по Закаспийской железной дороге до Самарканда, куда прибыли 7 сентября, проделав в общей сложности 5000 вёрст. Закаспийская железная дорога очень понравилась Николаю Михайловичу.

«Словно в сказке, писал он Ф. А. Фельдману, несёшься по сыпучим пескам или по бесплодной и безводной соляной равнине. После первой ночи езды от Каспия является Кизыл-Арват, к вечеру того же дня Асхабад, на завтра утром Мерв, Бухара, и так далее до Самарканда. Вообще Закаспийская дорога создание смелое и с большим значением в будущем»…В Самарканде Николая Михайловича встретил его сводный брат Н. И. Толпыго, – инженер управления Среднеазиатской железной дороги, на квартире которого он и остановился. «Теперь для нас один маршрут», – говорил Николай Михайлович провожавшему его Толпыго, – вперёд до Лхассы, через два года увидимся».

11 сентября участники экспедиции продолжили путь и доехали сначала до Ташкента, а затем на почтовых до Пишпека, куда прибыли 23 сентября. Здесь его со своими спутниками ждал уездный начальник О. М. Махонин и городничий К. Н. Крупеников, которые, зная отвращение Пржевальского к городской жизни, приготовили им за городом 4 юрты. Николай Михайлович с большим удовольствием разместился в них со своими товарищами по экспедиции. Здесь Пржевальский пробыл 3 дня, выбирая верблюдов для экспедиции, их требовалось 120, но к 26 числу они выбрали лишь 43, остальные оказались ненадёжными.

Из Пишпека он ездил в Верный в сопровождении Роборовского за получением купленного там китайского серебра на расходы и отбора солдат и казаков для экспедиции. Для работы в экспедиции переводчиком взяли местного жителя Пишпека А. Сташкова [690].

В пути, беседуя с Роборовским, Пржевальский строил планы предстоящего путешествия и заглядывал уже в будущее. При этом нередко приходил к мрачным заключениям.

«Если путешествие окончится благополучно», – говорил он Всеволоду Ивановичу, – то жизнь моя будет самая тяжёлая. Я привык к деятельности и не могу сидеть дома, меня томит и давит покой, я должен по природе всегда бороться в достижении заданной себе цели. А тут старость, упадок или и полнота не позволяют мне делать то, к чему стремиться душа. Знаю, грустная будущность ожидает меня на старости. С завистью смотрю я на тебя с Козловым! Вот бы мне ваши лета, я бы все отдал. Ваша жизнь ещё впереди и после путешествия вы можете продолжать её, а мне придётся разве только давать советы и наставления».

Несколько раз, – рассказывал В. И. Роборовский, возвращался Николай Михайлович и к мыслям о смерти. Он говорил, что больше всего желал бы умереть не дома, а где-нибудь в путешествии, на руках кого-нибудь из отряда, который он называл «нашей семьёй»

Ухудшение здоровья после охоты

Внезапная болезнь и кончина

Подъезжая 3-го октября к Пишпеку, Пржевальский заметил стаи фазанов и решил на следующий день приехать сюда на охоту. Действительно, отправившись на станцию Константиновскую около полудня, он проохотился до ночи и настолько удачно, что сопровождавший его казак принёс целый мешок убитых фазанов.

«Ну, потешился же я», – говорил он Роборовскому, – пострелял сегодня на первый раз хорошо, завтра чуть свет ещё пойдём. Только ужасно жарко, совсем вспотел».

Следующий день Николай Михайлович почти весь провёл на охоте, было настолько жарко, что китель и бельё сделались совершенно мокрыми от пота. При этом он все время пил воду из реки Чу, которая даже и у туземцев считается вредной в сыром виде. Вообще местность около Пишпека, а в особенности в кустарниковых зарослях, где охотился Николай Михайлович на фазанов, – болотистая и нездоровая, а всю зиму 1887 г. у киргизов, живущих здесь, свирепствовал тиф.

14-го октября путешественники со всем отрядом и с багажом переселились из города на бивуак, и Николай Михайлович написал свой первый приказ на путешествие по экспедиционному отряду. В нём он перечислял поимённо всех лиц, вошедших в его состав, распределил между ними занятия во время путешествия и проч.

«Итак, – писал он в заключение, начинается наше путешествие. Дело это будет труднее, но зато и славное. Теперь мы на виду не только всей России, но даже целого света. Покажем же себя достойными такой завидной участи и сослужим для науки службу молодецкую… Впереди, на целых два года, нас ждёт непрерывный ряд трудов, лишений и опасностей, но помните, что смелым Бог владеет и что за Богом молитва, а за Царём служба – не пропадают» [691].

Перебравшись к полудню 14 октября на бивуак, Николай Михайлович имел уже вид больного человека и жаловался, что ему нездоровится, хотя и не соглашался пригласить доктора. «Не в первый раз это», – говорил он, – и так пройдёт».

На следующее утро состояние ухудшилось настолько, что Николай Михайлович согласился, наконец, пригласить доктора. Роборовский тотчас же поехал в город и привёз И.И. Крыжановского, который тщательно обследовал Пржевальского и прописал лекарство. К утру положение немного улучшилось, но доктор настаивал на переселении в город.

Николай Михайлович согласился, наконец, перебраться в дом. Доктор тотчас же нашёл строение, удовлетворяющее всем этим условиям. Это был барак каракольского лазарета – каменное, высокое, сухое и тёплое здание.

«Я нисколько не боюсь смерти», – говорил он, и несколько раз стоял лицом к лицу с ней». Замечая при этом слезы на глазах окружающих, он называл