— Не знаю. В книгах ни слова не было написано про полигоны, представляешь!

— Здравствуйте, — вдруг донёсся из темноты слабый голос не то мальчика, не то девочки. — Вы новенькие, да?

Надя и Петруша были не единственными узниками исправительного полигона «Курск». Шагах в десяти стояла ещё одна рама с матрасами, в темноте её не было видно. А теперь заскрипели ржавые колесики — обладатель слабого голоса подтащил двухэтажную лежанку поближе. Петрушины глаза в полумраке кое-как различили хрупкую девочку лет четырнадцати, темноглазую, с остреньким носиком и чёрными волосами, рассыпавшимися по костлявым сутулым плечам.

Девочка помахала перед лицом искусанной ладошкой, прогоняя комаров, постучала снизу в верхний матрас и позвала кого-то на непонятном языке:

— Э, Ставро, ксипна, эла на дис[38]…

Куча грязных одеял на верхнем ярусе закопошилась. Наружу показалась смуглая нога, потом кулак и темноволосая головка с недовольным личиком. Мальчик нахмурился и спросил по-английски:

— Кто здесь? Дайте мне спокойно умереть!

Девочка осторожно перешла вброд неширокую речку, разделявшую двухэтажные нары-лежанки.

— Давайте знакомиться, — сказала она, протягивая Надиньке тонкую руку с холодными пальцами. — Меня зовут Касси.

Да, мой любезный читатель. Это была моя родная дочь, Кассандра Зервас. А мальчик на верхнем ярусе, который наотрез отказывался выбираться из-под одеяла, — мой сын Ставрос.

На «Курске» они были долгожителями — их продержали здесь целых трое суток!

К мошкаре они давно привыкли. Гораздо больше досаждали летучие мыши, которые были неравнодушны к тёмным, густым волосам маленькой Касси.

А ещё из темноты изредка доносились страшные звуки, будто неведомые хищники жрали кого-то во мраке.

— Не бойтесь, это магнитофонная запись, — попытался успокоить девочек Петруша. — Слышите, каждый раз рык звучит одинаково? Это специально для нас проигрывают, чтобы нам было страшно.

Девчонки быстро подружились — уселись рядышком на нижней полке, накрылись одеялом и зашептались о чём-то. Петруша не вслушивался, вскоре почувствовал, что глаза начинают слипаться…

— Тихо! — Ставрик высунул лицо из-под одеяла. — Они открывают дверь… ещё кого-то привели!

Девочки, как ни старались, ничего не уловили — только слышно, как булькает вода и ещё Петруша во сне посапывает. Однако через минуту, и верно, послышалось плюханье чьих-то шагов. Темнота ударила в детей лучом внезапно включённого фонарика. Остроуглая тень отделилась от мрака пещеры, и, неспешно передвигая в воде худые ноги в узких ботфортах, рыжая Сарра приблизилась к лежанке:

— Так. Здесь у нас кто? Русские, что ли?

В красных сапогах, в потёртых джинсах и чёрной маечке она казалась совершеннейшим подростком — чуть кривоногая, плечистая и плоскогрудая. Шаря фонариком по лежанкам, прошлась взад-вперёд. И вдруг… Липкий жёлтый луч фонаря выхватил из мрака Петрушины босые подошвы.

— Ха-ха, — сказала Сарра. — Вот любопытно. Бывает же такая гадость на свете!

Пятки спящего были покрыты «фирменными» кадетскими мозолями. От солдатских сапог, от многочасовых занятий строевой подготовкой на плацу ноги суворовцев мгновенно приобретали именно такой вид… Фонарик точно облизывал Петрушины ноги, Саррочка глядела на них и тихо посмеивалась во мраке. А потом…

— Р-рота, подъём!!!

Это было подло. Спящий Тихогромыч взвился над кроватью. По привычке сиганул через край койки и… с грохотом и брызгами рухнул со второго яруса в воду.

— Петенька! — завизжала Надя и бросилась к бедному кадету, больно плюхнувшемуся на спину.

— Вот тебе и «Петенька», — радостно осклабилась Саррочка. — Мы-то думали, это Ашур-Теп по прозвищу Тихий Гром… А это кадетская сволочь приехала. Что ж, с господином суворовцем мы поговорим отдельно. Возьмите его!

Два бородатых гиганта, ранее почти незримые в тени, — только тяжкое сопение и урчание в животах выдавало — шагнули вперёд. Невежливо поволокли кадета к выходу.

— Девочки, вы… всё будет хорошо! — успел крикнуть Петруша, вмиг проснувшийся от боли и ледяной воды.

— Всё в порядке, Петенька! — отозвалась Надя твёрдыми и звонким голосом — это чтобы кадет слышал, что она не плачет. — За нас не волнуйся, главное, ты держись…

— Мы всё равно их уроем! — крикнул Петруша и тут же негромко застонал.

— Они ударили его… — прошептала Надинька и разрыдалась.

Женщина в красных ботфортах покосилась на зарёванную русскую дуру — презрительно тряхнула нахимиченными волосами и двинулась вслед за охранниками, волочившими мокрого кадета. Ей было интересно первой допросить шпиона. А девчонкой можно заняться позже. Никуда она не денется с подводной лодки. Саррочка улыбнулась собственной шутке про «Курск» — и захлопнула за собой тяжёлую дверь полигона.

— Задраивайте! — скомандовала охранникам. — И добавьте им холодной воды, а то они какие-то слишком несгибаемые там сидят. Пусть немного прочихаются.

— Его увели вниз, — тихо сказала Касси. — Он не вернётся. Надинька уже не плакала, просто молча дрожала под мокрым одеялом.

— А м-может б-быть, его просто выведут на-на-наверх? И п-потом выгонят из замка, и всё? — едва слышно спросила Надя, стряхивая капельки с кончика носа. Касси ничего не ответила — потому что снова увидела испуганное лицо Ставрика, свесившегося с верхней лежанки.

— Что, опять не слышите? — прошептал он, тараща глаза. — Снова дверь грохочет!

— Ну и хорошо, вот и хорошо! — вдруг обрадовалась Надя. — Это меня сейчас заберут, я знаю.

Она ошибалась. Мрачный охранник в непромокаемой шляпе и высоченных, чуть не до самого пояса ботфортах, привёл нового узника. Это был мальчик. Чуть постарше Касси, с худенькой сильной фигурой и твёрдым, ужасно смелым взглядом. «Настоящий бунтарь», — подумалось Надиньке. Жаль только, что всё лицо мальчика было усеяно мелкими красными прыщиками. Кроме того, под глазом юного пленника багровело свежее пятно — видимо, кто-то из охраны ударил рукоятью зонтика.

— Всех приветствую, — угрюмо сказал незнакомец, присаживаясь на край Надинькиной лежанки. — У вас тут нежарко.

— Что поделать, тебе не повезло, — проворчал сверху Ставрос. — Здесь не золотые пляжи острова Санторин. Добро пожаловать в «Курск»…

— Курск — это город в России. Я там был, — сказал мальчик.

— Ты русский? — удивилась Надинька.

— Ну да, — хмыкнул он. — Как будто от этого легче… Надинька посмотрела на него пристально, потом улыбнулась и сказала по-русски:

— Привет. Мальчик нахмурился.