Самым большим влиянием в сравнении с перечисленными лицами обладал Валленштейн, стоявший на страже империи. Он располагал огромной военной силой, и его желание мира имело решающее значение. Было ли у него такое желание? Вопрос стержневой при анализе позиции герцога-генерала и вызывающий утвердительный ответу историков, видящих лишь то, как последние два года своей жизни благородный и конструктивный государственный муж пытается склонить к миру императорский двор, подкупленный испанцами. Эту теорию в равной мере невозможно ни доказать. ни опровергнуть. Ясно одно: если Валленштейн действительно проявлял стремление к миру, то делал он это чрезвычайно бестолково, а его современники не верили в честность и способность генерала служить общественным интересам. Валленштейн хотел прекратить войну, но скорее по причине старения и болезней, а не из-за каких-то высоких моральных побуждений. Центральное место в его переговорах того времени занимало требование личных вознаграждений. Как истинный наемник, он желал не только компенсировать, но и получить доход от своих вложений в войну. Удовлетворению амбиций, а не достижению мира в Германии он посвятил и свою карьеру, и свою жизнь.

За пределами империи три правителя были заинтересованы в мирном урегулировании: эрцгерцогиня Изабелла, принц Оранский и папа. Урбан VIII уже подпортил свою репутацию среди правоверных католиков, безуспешно пытаясь предотвратить конфликт между Габсбургами и Бурбонами. У него были и свои расчеты, но он искренне хотел уменьшить опасность возникновения общеевропейской войны[928]. Результатом его благонамеренной, но неуклюжей политики стал лишь скандал, разгоревшийся в консистории. Испанский кардинал Борджа обвинил папу в пренебрежении интересами церкви, поднялся неимоверный гвалт, и один прелат, в ярости потерявший дар речи, разорвал в клочья свою биретту. В собрание вмешались и закрыли его швейцарские гвардейцы, но Борджа напечатал речь и распространил ее по всему Риму[929]. Спасая свое лицо, папа с неохотой согласился оказать некоторое содействие Габсбургам в Германии[930].

Кардинал Карафа предупреждал: пока сохраняется вражда между Францией и Испанией, мира в Германии не будет. Продолжения войны хотели Ришелье, Оксеншерна и Оливарес. Ришелье она была нужна для того, чтобы держать под своим контролем Рейн. Оксеншерна, чья страна вложила столько средств и усилий в войну, не мог возвратиться в Швецию без удовлетворительных компенсаций; Померания без борьбы ему не достанется, поскольку курфюрсту Бранденбурга надо взамен пожаловать равноценную территорию, которую необходимо отвоевать где-нибудь в другом месте. Оливареса подталкивала к войне смерть шведского короля, оживившая его надежды на прорыв Габсбургов в Германии и победу над Соединенными провинциями.

Оба, и Оксеншерна и Ришелье, с легкостью могли подорвать процесс мирного урегулирования в протестантской Германии и Европе; Оливарес держал в финансовой узде Изабеллу в Брюсселе и Фердинанда в Вене. Немцы стали заложниками политических страстей этих трех деятелей.

Со времени бракосочетания инфанты Марии и венгерского короля в феврале 1631 года началось возрождение сотрудничества между Веной и Мадридом. Что же сделал Ришелье? Стремясь не допустить установления мира как в империи, так и в Нижних странах, он в начале 1633 года отправил со специальными заданиями Эркюля де Шарнасе в Гаагу и Манасса де Па, маркиза де Фекьера, в Германию[931]. Как всегда, кардиналу мерещилась испанская угроза, главная движущая сила его внешней политики.

Интересы Оксеншерны и Ришелье совпадали лишь в том, что оба противились миру. Во всем остальном они были непримиримыми, хотя и потаенными соперниками. В своем последнем письме, составленном 9 ноября 1632 года, Густав Адольф особенно настаивал на том, чтобы не давать королю Франции ни одной пяди земли в Германии[932]. После Лютцена Ришелье, не теряя времени, сразу же воспользовался возможностью подчинить своему сюзерену протестантских союзников. Кардинал инструктировал Фекьера всячески натравливать членов коалиции друг против друга. Саксонии надо было не позволить заключать сепаратный мир, Бранденбургу надо было обещать гарантии короля Франции в отношении Померании, канцлеру Оксеншерне — содействие французского короля в женитьбе его сына на королеве Кристине. Аналогичное предложение следовало сделать и курфюрсту Саксонии. Намечалось создать протестантскую конфедерацию во главе с Иоганном Георгом, в которой место короля Швеции займет король Франции[933].

Аксель Оксеншерна оказался в непростом положении. Правительство Стокгольма предоставило ему полную свободу действий в Германии[934], но оно само не чувствовало себя уверенно: с восхождением на трон юной Кристины дворянство, которое Густав Адольф держал в узде, но не подавил, вновь занялось интригами. Несдержанная, экстравагантная и пустоголовая королева-мать все еще была красивой женщиной, знавшей цену своей красоте, и могла создавать проблемы для Оксеншерны не потому, что его ненавидела, а просто в силу того, что была склонна к предубежденности и лести. Уже по этой причине осуществление планов Густава Адольфа в Германии становилось затруднительным. Не столько взятки французских послов, сколько жизненная необходимость могла заставить Оксеншерну поступиться своей независимостью и примкнуть к Ришелье, с тем чтобы сохранить хоть какие-то позиции.

Аксель Оксеншерна получил известие о гибели короля, когда направлялся во Франкфурт-на-Майне[935]. Он ехал на собрание представителей четырех округов, которые должны были сформировать ядро предполагаемого Евангелического корпуса. Перенеся собрание на весну, он отбыл из Ханау и помчался в Саксонию. В Рождество Оксеншерна уже находился в Дрездене.

Причина его спешного приезда в Саксонию была проста. Сразу же после битвы при Лютцене Валленштейн ушел в Богемию. Хотя он и понес тяжелые потери, мотивы у него были чисто политические. Генерал хотел демонстрацией доброй воли побудить Иоганна Георга к миру. Если даже курфюрст и не ответит на его жест, то Валленштейн все равно обратит смерть шведского короля в свою пользу. После Лютцена он уже попытался переманить Бернхарда Саксен-Веймарского к себе[936].