Всю ночь я размышляла, что предпринять. Ошибка грозила мне потерей сразу двух дочерей. Разлучать Эльзу и Рино силой было нельзя. Заставить сестер помириться я тоже не могла, с трудом представляя себе, как после подобной истории они будут жить под одной крышей. Если я организую переезд в другой город, не факт, что Эльза согласится расстаться с Рино. Чтобы вернуть ее домой и вынудить окончить школу, мне, похоже, и в самом деле придется отправить Деде к отцу. Назавтра я выяснила у Аделе, в какое время суток лучше ему звонить (Пьетро часто разговаривал с матерью по телефону), и набрала его номер. Мать успела обо всем ему рассказать; по его сердитому тону я поняла, что Аделе была настроена вовсе не так благодушно, как пыталась мне показать.

– Нам надо разобраться, что мы делаем не так, – удрученно сказал он. – Чего мы недодали своим дочерям.

– К чему ты клонишь? Что я плохая мать?

– Дети нуждаются в родительской любви, которой мы с тобой так и не смогли обеспечить Деде и Эльзу…

Я не дала ему договорить и сообщила, что как раз сейчас ему выпадает шанс проявить себя в роли образцового отца, потому что Деде переезжает к нему. Она вылетает из Неаполя первым же рейсом.

Новость ему не понравилась. Какое-то время он молчал, а потом забормотал, что это невозможно, потому что он сам еще толком не устроился. «Ты не хуже меня знаешь Деде, – ответила я. – Она вся в тебя. Если решила ехать, значит, приедет».

В тот же день я очень жестко поговорила с Эльзой. Заставила ее вернуть деньги и украшения, в том числе браслет. «Не смей больше трогать мои вещи!» – сказала я, надевая браслет себе на руку.

Она пыталась перевести все в шутку, но я не поддавалась. Я предупредила ее, что, если подобное повторится, заявлю в полицию не только на Рино, но и на нее. Она хотела что-то возразить, но я прижала ее к стене и занесла руку как для удара. Наверное, я выглядела в тот момент страшно, потому что Эльза разрыдалась.

– Я тебя ненавижу! – крикнула она. – Видеть тебя больше не хочу! Ноги моей не будет в вашем паршивом городишке!

– Очень хорошо. До конца лета можешь оставаться тут, если бабка с дедом раньше не прогонят.

– А потом?

– В сентябре приедешь домой, вернешься в школу и будешь учиться. Жить с Рино будете у нас, пока он тебе не надоест.

Она смотрела на меня в растерянности, не веря своим ушам. Последние слова я произнесла так, будто речь шла о самом страшном наказании.

– Правда?

– Правда.

– Он мне никогда не надоест.

– Посмотрим.

– А тетя Лина?

– Тетя Лина не будет против.

– Я не хотела обижать Деде. Просто я люблю Рино, мам, так уж вышло.

– Вышло, и еще тысячу раз выйдет.

– Неправда.

– Тем хуже для тебя – значит, будешь любить Рино всю жизнь.

– Шутишь?

Я вернулась в квартал и изложила свой план Лиле. Она выслушала меня с холодным вниманием.

– Ты собираешься поселить их у себя?

– Да.

– Ладно, я не возражаю.

– Расходы пополам.

– Я могу взять их на себя.

– Ты же знаешь, деньги у меня есть.

– Да и у меня есть.

– Значит, договорились.

– А Деде?

– С Деде все нормально. Через пару недель она улетает к отцу.

– Передай, чтобы не забыла зайти попрощаться.

– Не думаю, что она захочет.

– Тогда пусть передает привет Пьетро.

– Я ей скажу.

И тут я не выдержала:

– Всего за пару дней я потеряла двух дочерей.

– Чепуха! Никого ты не потеряла, наоборот, еще и сына приобрела.

– Ты серьезно?

Она наморщила лоб:

– А в чем дело?

– Не узнаю тебя. Обычно ты всех подначиваешь, дразнишь…

– Ты что, хочешь со мной поссориться? Разве я виновата в том, что учудили твои дочери?

Я буркнула, что устала, и пошла домой.

На протяжении ближайших дней и даже недель меня не покидала мысль, что Лиле нестерпимо видеть, если в моей жизни наступает гармония, и она не жалеет сил, чтобы ее нарушить. Так было всегда, но после исчезновения Тины это стало особенно заметно. Она делала ход, смотрела, что получится, и делала следующий. Зачем? Возможно, она сама этого не знала. Как бы то ни было, отношения между моими старшими дочерями окончательно испортились. Эльза металась, Деде уезжала, а я снова застряла в квартале.

Я занялась сборами Деде в дорогу. Время от времени я говорила ей: «Может, все же останешься? Мне без тебя будет плохо». – «У тебя столько дел! Ты и не заметишь, что меня нет». – «Имма так тебя любит, – не отступала я. – И Эльза тоже. Вам просто надо поговорить, и все уладится». Но Деде даже имени сестры слышать не желала: стоило мне его произнести, как ее передергивало от отвращения и она уходила, хлопнув дверью.

За несколько дней до отъезда – мы как раз ужинали – она вдруг побледнела, и ее всю затрясло. «Душно…» – прошептала она. Имма вскочила и принесла ей стакан воды. Деде отпила глоток, поднялась и села ко мне на колени. Она была довольно крупная, выше меня ростом и давно чуралась телесного контакта со мной; если я случайно задевала ее рукой, она дергалась и спешила отодвинуться. Меня поразило, какая она тяжелая и горячая, какие полные у нее бедра. Я обняла ее за талию, она обвила руками мою шею и горько заплакала. Имма подошла к нам и попыталась подлезть мне под руки, чтобы быть вместе с нами. Наверное, Имма решила, что сестра передумала уезжать; во всяком случае, она заметно повеселела. Но Деде не передумала. Один раз позволив себе слабость, она повела себя еще решительнее. Если с Иммой она была очень ласкова, постоянно ее целовала, приговаривая: «С тебя по письму в неделю, не меньше», то на мои нежности не отвечала. Я вертелась вокруг нее, стараясь предугадывать ее желания, но это не помогало. Не выдержав, я пожаловалась на ее сдержанность, и услышала в ответ: «На что ты обижаешься? Тебя же на самом деле ничего не волнует, кроме твоей работы да тети Лины. Я очень рада, что Эльза останется тут. Поделом ей. Пока, мам!»

Она снова назвала сестру по имени – и то хорошо.

В начале сентября 1988 года Эльза вернулась домой. Я надеялась, что с появлением моей взбалмошной дочери тоскливое чувство, которым сумела заразить меня Лила, рассеется, но я ошиблась. Присутствие среди нас Рино не только не оживило атмосферу, но и добавило ей мрака. Он был покладистый и потакал всем капризам Эльзы и Иммы, которые обращались с ним как с прислугой. Справедливости ради должна сказать, что и я быстро привыкла препоручать ему самые скучные свои дела, например стояние в очереди на почте, чем он экономил мне немало времени. Но каждый раз, когда я видела рядом этого медлительного, грузного мужчину, готового выполнить любую твою просьбу и послушного во всем, кроме элементарных вещей – откидывать сиденье унитаза, прежде чем в него мочиться; мыть за собой ванну; не разбрасывать по полу грязные носки и трусы, – меня охватывала глубокая тоска.