– Что вы хотите сказать?

– Сестра принесла пузырек с лигнокаином. Вы заменили его другим пузырьком, когда думали, что вас никто не видит.

– Кэт, вы же знаете: ни с медицинской точки зрения, ни с научной, ни даже физически невозможно, чтобы вы что-то видели.

– Согласна. – Парок от кофе вился около лица Кэт. – Но как же тогда мне удалось это увидеть?

– На прошлой неделе мы говорили о смерти. О том, что под ней понимают. Помните? Раньше думали, что смерть наступает, когда останавливается сердце, однако теперь так не считают. После того как остановилось сердце, мозг живет еще девяносто секунд, иногда дольше, без ущерба для его деятельности. Затем он начинает быстро отключаться, умирать. Спустя три или четыре минуты мозг теряет всякую активность. Вот что происходит, когда пациент находится в состоянии клинической смерти, – такое определение узаконено в большинстве стран.

Кэт отпила кофе.

– Смерть мозга необратима, – продолжал доктор Суайр. – И иного еще никогда не бывало. Однако состояние смерти мозга можно вызвать искусственно: гипотермия, например, может временно прекратить его активность, а также некоторые барбитураты. – Анестезиолог переплел пальцы рук. Кэт обратила внимание на его запонки, вульгарные по ее мнению, – золотые монеты вставлены в оправу.

– Во время операции вследствие сильной аллергической реакции на один из анестетиков активность вашего мозга была полностью блокирована в течение восьми минут. По всем признакам в течение этого времени ваш мозг был мертв. И более того, из этих восьми минут три минуты у вас не билось сердце. Вы не могли ни видеть, ни слышать, ни ощущать – ни вкуса, ни запаха, ни прикосновения. – Доктор наклонился вперед. – Но вы все чувствовали. Вы видели меня. И видели треугольник, не так ли?

От его взгляда на Кэт повеяло холодом. В его глазах не было прежней теплоты – они горели странным, фанатичным светом.

– Я не рассказывала вам, что видела треугольник.

– Но вы его видели, не правда ли? Ведь вы для этого ходили в операционную, чтобы проверить, есть ли он?

– Да, – сказала Кэт спокойно. – Потому что я понимала: если треугольник там есть, значит, я действительно вас видела. Это не было игрой воображения.

Доктор широко улыбнулся, но теплота не вернулась в его глаза.

– Когда у вас остановилось сердце, в операционной началась паника. Так что вы легко могли ошибиться.

Кэт пожала плечами:

– Хорошо. Тогда объясните мне, почему я видела треугольник.

– Я не могу представить вам убедительных объяснений. Могу сказать одно: пока мозг сохраняет хоть какую-то активность, вполне возможно возникновение галлюцинаций. Или даже телепатическая связь с окружающими людьми. Единственный способ убедиться, что мозг не излучает никаких волн, – это снять с него электроэнцефалограмму. Вы – одна из очень немногих людей, с которыми мне приходилось сталкиваться, кто мог припомнить о своем выходе из тела, в то время как монитор ЭЭГ не показывал никакой мозговой деятельности.

– А почему ко мне подключили энцефалограф?

– Обычно во время операций я использую энцефалограф для моих исследований.

– Исследований?

– Да. Это одна из областей моего поиска. – Доктор Суайр помолчал. – Да вы не беспокойтесь. Хотя это очень волнующе. Можно даже сказать, великолепно! И совершенно невероятно. По трем причинам. – Он стал загибать пальцы. – Во-первых, вы можете с мелкими подробностями вспомнить то, что с вами происходило, хотя мозговая активность у вас полностью отсутствовала.

– Это моя репортерская тренировка, – сухо сказала Кэт.

Анестезиолог не обратил никакого внимания на ее замечание.

– Во-вторых, вы увидели то, что совершенно не могли видеть: суматоху в операционной, треугольник.

Глаза доктора Суайра сверкнули, и Кэт занервничала.

– В-третьих, это боль, которую вы чувствовали, и тот момент, когда она исчезла. Мы можем точно сказать, когда именно началось ваше путешествие вне собственного тела. – Он помолчал. – Это было тогда, когда сигналы от мозга полностью прекратились.

Казалось, от обогревателя тянуло теперь холодом.

– Для полной убедительности нам требуется четвертое доказательство, – продолжал доктор.

– Какое же?

– Допивайте кофе, и я вам покажу. – Суайр подождал, пока Кэт допила кофе, потом встал и открыл дверь, что находилась за его письменным столом. Он включил свет и жестом пригласил ее войти.

Кэт прошла в комнату, которая оказалась в несколько раз больше, чем кабинет. Слева находилась еще одна дверь. В середине комнаты на белых изоляторах стояла клетка из проволочной сетки.

Сзади раздался какой-то звук, будто у анестезиолога возникли трудности с дверью, и Кэт обернулась. Доктор Суайр что-то украдкой опускал себе в карман. В комнате было душно. У Кэт появилось ощущение клаустрофобии.

– Не похоже, чтобы вас сильно взволновало то, что с вами произошло. А следовало бы, – сказал доктор.

– Я нахожу это несколько нереальным.

– Вы сочли сенсацией то, что какая-то женщина, возможно, была похоронена живой, но не находите ничего удивительного в том, что вы, вероятно, первый человек, который доказал всем, что можно пережить смерть.

Сначала Кэт подумала, что доктор шутит. Но в лице его промелькнуло что-то зловещее, и у нее перехватило горло.

– Мне бы хотелось провести с вами некоторые тесты.

– Тесты?

– Посмотреть, не удастся ли нам продолжить этот эксперимент.

– Продолжить?

– Ну да. Только в более контролируемой ситуации. – Доктор Суайр стал потирать руки. – Подумайте только, какая это будет сенсация для вас, как для журналиста!

– Нет уж, спасибо.

– Почему же нет?

Кэт подняла взгляд на потолок, затянутый звуконепроницаемым материалом. В голове у нее пронеслись слова Доры Ранкорн. Она увидела Хауи. Услышала его предупреждение. Храбрости как не бывало. Она задрожала.

– Потому что это слишком по-дилетантски, и я считаю, что дилетантство в таких случаях недопустимо.

– Вы разве не читали Библию, когда были ребенком? Помните Послание апостола Павла? «Когда я был ребенком, я и говорил как ребенок, я мыслил по-детски и рассуждал по-детски. Но когда я стал взрослым, то все детское оставил позади. Мы сейчас видим все как отражение в тусклом зеркале, потом же увидим лицом к лицу».

– Я помню это, – ответила Кэт.

– Бог считает, что на земле мы всего лишь дети, блуждающие во тьме. А свет открывается нам только тогда, когда умираем. Я всегда подозревал, что Бог – невежественный негодяй. Я не понимаю, почему людям не позволено увидеть несколько больше. Почему нам приходится жить в сумерках, словно мы полуслепые создания морских глубин? – Пальцы доктора побелели. Его гнев испугал Кэт. – Вы говорите: «Бог дал мне эту силу, но я не должен пользоваться ею». Я же говорю: «А почему бы и нет? Чего Он боится? Что Он старается спрятать от нас?»