Пеппер за ее спиной спросила:

— Вы не заболели?

Что-то вынудило Алана покончить с собой.

Что может случиться с Марси?

Бостон, Массачусетс

Панихида по Пабло Джексону началась в 11 часов утра в субботу, 11 января, в часовне на кладбище, где он завещал себя похоронить. Коронер и полицейский патологоанатом работали с телом до четверга, а потому от убийства до похорон прошло пять дней.

Когда было произнесена последняя надгробная речь, провожающие направились к могиле, где стоял гроб. Вокруг участка Пабло расчистили снег, но места не хватило, и многие утопали в снегу. Еще десятки людей стояли на дорожках, густой сетью покрывавших кладбище, и смотрели издалека. Отдать последний долг старому иллюзионисту пришло около трех сотен человек. В холодном воздухе появлялись и растворялись облачка дыхания богатых и бедных, знаменитых и неизвестных, бостонских светских львов и львиц, иллюзионистов.

Джинджер Вайс и Рита Ханнаби стояли в первом ряду, у могилы. Джинджер с понедельника почти ничего не ела и плохо спала. Она побледнела, нервничала и валилась с ног от усталости.

Рита и Джордж не советовали ей идти на похороны, боясь, что такие тяжелые эмоциональные переживания могут спровоцировать фугу. Но полицейские, напротив, попросили ее прийти в надежде, что она увидит на похоронах убийцу. Исходя из соображений самозащиты, она утаила от полиции правду — пусть себе считают, что это было обычное ограбление, а у грабителей иногда возникают нездоровые желания. Но она знала: убийца — не просто грабитель, и он не станет рисковать, явившись на кладбище.

Джинджер плакала, когда произносились надгробные речи, а когда вышла из часовни и направилась к могиле, горе тисками сжало ее сердце. Но она не потеряла контроля над собой. Она была исполнена решимости не устраивать цирк на этой скорбной церемонии, отдать Пабло дань уважения, не теряя достоинства.

Кроме того, у нее была еще одна цель, которая осталась бы недостигнутой в случае фуги или эмоционального срыва. Джинджер была уверена, что Александр Кристофсон, бывший посол в Великобритании, бывший сенатор, бывший директор ЦРУ, придет на похороны старого друга, и очень хотела поговорить с ним. Именно к Кристофсону Пабло обратился за советом в день Рождества. Именно Алекс Кристофсон рассказал Пабло о блоке Азраила. Джинджер хотела задать Кристофсону важный вопрос, хотя и боялась ответа.

Она узнала его, увидев в часовне, — раньше он вел публичную жизнь и часто появлялся на телевидении и в газетах. Кристофсон выглядел впечатляюще — высокий, стройный, седоволосый, безошибочно узнаваемый. Сейчас они стояли по разные стороны могилы, их разделял покрытый тканью гроб. Кристофсон несколько раз бросал на нее взгляд, хотя явно не узнавал.

Священник прочел последнюю молитву. Минуту спустя провожающие стали приветствовать друг друга, образуя маленькие группки, разговаривать. Другие, включая Кристофсона, пошли прочь — через лес надгробий, мимо сосен с заснеженными ветками, мимо кленов, украшенных зимним убором, — к стоянке.

— Я должна поговорить с этим человеком, — сказала Джинджер Рите. — Я быстро.

Испуганная Рита окликнула ее, но Джинджер не остановилась и не стала ничего объяснять. Она догнала Кристофсона под огромным дубом — черная кора, снежная корка, и ничего больше, — голые ветви которого отбрасывали изломанные тени. Затем окликнула его по имени, и он обернулся. Пронзительные серые глаза широко распахнулись, когда Джинджер сказала ему, кто она такая.

— Я не могу вам помочь, — отрезал он и начал отворачиваться от нее.

— Пожалуйста! — Она прикоснулась к его руке. — Если вы вините меня в том, что случилось с Пабло…

— Какая вам разница, что я думаю, доктор?

Она крепко схватила его руку:

— Постойте! Прошу вас, ради бога!

Кристофсон оглядел медленно рассеивающуюся толпу, и Джинджер поняла, чего он опасается: плохие, опасные люди могут увидеть их вместе и предположить, что он помогает ей, как помогал Пабло. Его голова немного подергивалась, и Джинджер подумала, что он нервничает, но потом поняла: это слабый тремор, симптом болезни Паркинсона.

— Доктор Вайс, — сказал он, — если вы ищете чего-нибудь вроде отпущения грехов, я, безусловно, дам его. Пабло знал о риске и сознательно шел на него. Он был хозяином своей судьбы.

— Он знал о риске? Это важно для меня.

На лице Кристофсона мелькнуло удивление.

— Я сам его предупредил.

— О ком вы его предупредили? О чем?

— Я не знаю, о ком или о чем идет речь. Но с учетом огромных усилий, потраченных на манипуляции с вашей памятью, резонно предположить, что вы видели нечто имеющее огромную важность. Я предупреждал Пабло: те, кто занимался промывкой ваших мозгов, не были любителями, и если они поймут, что вы пытаетесь взломать блок Азраила, то могут прийти не только за вами, но и за ним. — Кристофсон посмотрел на нее в упор своими серыми глазами, потом вздохнул. — Он рассказал вам о разговоре со мной?

— Он рассказал обо всем, кроме вашего предостережения. — Ее глаза снова наполнились слезами. — Ни слова об этом не проронил.

Кристофсон вытащил из кармана свою изящную руку, охваченную дрожью, и успокаивающе сжал локоть Джинджер:

— Доктор, теперь, когда вы сказали мне это, я не могу возложить на вас никакой вины.

— Но я виновата, — сказала Джинджер хриплым от горя голосом.

— Нет, вам не в чем себя винить. — Он снова огляделся, убеждаясь, что никто не наблюдает за ними, потом расстегнул две верхние пуговицы своего пальто, засунул руку внутрь, вытащил платок из нагрудного кармана пиджака и дал его Джинджер. — Пожалуйста, перестаньте казнить себя. Наш друг прожил полную и счастливую жизнь, доктор. Да, он умер насильственной смертью, но не мучился долго, и это тоже можно считать благословением.

Вытерев глаза бледно-голубым шелковым платком Кристофсона, Джинджер сказала:

— Он был душа-человек.

— Да, — согласился Кристофсон. — И я начинаю понимать, почему он пошел на риск, помогая вам. Он сказал про вас, что вы — очень милая женщина, и я теперь вижу, что его суждение, как всегда, было точным и надежным.

Она перестала вытирать глаза. Ее сердце по-прежнему было сжато, как тисками, но теперь она начала верить, что чувство вины со временем уйдет и останется одна скорбь.

— Спасибо вам. — И сказала, не столько ему, сколько себе: — Что теперь? Куда мне идти?

— Я не в силах вам помочь, — сразу же ответил он. — Уже почти десять лет я не участвую в делах разведки. Понятия не имею, кто может стоять за вашим блоком памяти и зачем его установили.

— Я не стала бы просить вас о помощи. Я больше не могу рисковать жизнями невинных людей. Просто подумала: может, вы представляете, как я могу помочь самой себе?