Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Сегодня я иду ужинать в ресторан, — пояснила хозяйка. — В остальные дни я хожу в очень мрачных одеждах, но сегодня канун Рождества, поэтому я принарядилась.
Когда мадам Албертин вела Бэлль по лестнице, она сказала, что надеется, что ей не будет слишком одиноко.
— У меня много постояльцев, но все они разъехались по домам. В ближайшее время я познакомлю вас с моими друзьями.
Комната, в которую она привела Бэлль, была маленькой, с простыми белыми стенами и ставнями на окнах. На медной кровати лежало яркое одеяло. Мадам Албертин поднесла спичку к уже сложенным в камине дровам.
— Скоро станет тепло, — сказала она. — Если бы я знала, что у меня будет гостья, я развела бы огонь пару часов назад.
— Здесь и так тепло, — с благодарностью произнесла Бэлль. — Я очень испугалась, когда сошла с корабля. Я просто счастлива, что месье Жермен привез меня сюда.
Мадам Албертин ласково улыбнулась.
— Приятно встретить Рождество в женской компании. Я оставлю вам на ужин немного хлеба с сыром. Уверена, что вы сами найдете кухню. Она прямо по коридору. Чувствуйте себя как дома, хорошо? Увидимся утром. Возможно, вы захотите сходить со мной на рынок, купить продукты к рождественскому ужину?
Последнее, о чем предупредила хозяйка, прежде чем уйти — в гостинице полно горячей воды, и если Бэлль хочет, она может принять ванну. В Новом Орлеане приходилось греть кастрюли с водой, чтобы наполнить ванну, а на корабле удавалось помыться только от случая к случаю, поэтому упоминание о горячей ванне было прекрасным рождественским подарком.
Ночью Бэлль спала как убитая. Она проснулась, лишь когда распахнули ставни и в комнату заглянуло солнце. В комнате стояла мадам Албертин с большой чашкой кофе в руке.
— Если вы собираетесь пойти со мной на рынок, нам нужно выходить прямо сейчас, — сказала она с широкой улыбкой. — Вставайте и одевайтесь.
Узкие извилистые улочки, ведущие к расположенному у гавани рынку, очаровали Бэлль. Домá в большинстве своем были довольно ветхими, краска на ставнях облупилась, а двери выглядели совсем древними. Располагались здания хаотично. Бэлль заметила сходство с Французским кварталом в Новом Орлеане: такие же ставни и кованые балкончики, но этот квартал казался старшим и менее собранным братом: улочки более узкие, запахи более насыщенные, и ни одной вывески на английском.
Когда они шли к рынку, Бэлль ни на шаг не отставала от мадам Албертин, опасаясь затеряться в огромной толпе. Она видела много рынков — в Севен-Дайлс был один большой рынок, который работал ежедневно, — но такого огромного не видела никогда.
Чего тут только не было! Какие только продукты не лежали на сотнях прилавков — названия очень многих из них Бэлль не знала. Кролики, зайцы, фазаны были подвешены за лапы на жердях. На огромных полках лежали уже ощипанные индейки, куры и гуси. Тут стояли прилавки с блестящими красными яблоками, а также с другими фруктами и овощами, настолько красивыми, что они напоминали произведения искусства. Здесь же лежали великолепные присыпанные сахарной глазурью торты к Рождеству, кексы с изюмом, цукатами и орехами и другие сладости с глазированными фруктами и орехами. Над прилавками свисали десятки огромных красных, коричневых и белых колбас, и продавец то и дело отрезал кусочек и протягивал покупателям попробовать. Стояло бесчисленное количество банок — Бэлль предположила, что это варенье, хотя и не могла понять из чего. Были прилавки, где продавался только хлеб; многие буханки были заплетены в косички или имели другую причудливую форму. Лежали травы, специи, стояли бутылки с вином и ликерами, коробки с шоколадом, ирисом и конфетами.
То тут, то там виднелись прилавки с расписанными от руки игрушками для рождественской елки, лежали имбирные глазированные пряники. Бэлль тут же вспомнила о Мог — та пекла такие же пряники на Рождество и развешивала их на веревочках над плитой.
Дома они никогда не наряжали рождественскую елку. Энни насмехалась над этой традицией. На самом деле казалось, что она вообще не любила Рождество. В семь лет Бэлль была очень разочарована, когда ей сказали, что в красный вязаный носок, который Мог вешает у печи, чтобы Санта Клаус положил туда конфеты, орехи и маленькие игрушки, в действительности все это кладет сама Мог.
Но, несмотря на то что Энни не признавала Рождества, она любила дух праздника. Когда бордель закрывался, девушки, которые жили далеко и не уезжали домой на Рождество, спускались в кухню, и Бэлль помнила, что вечер проходил очень весело, а мама и Мог были под хмельком. Иногда готовили гуся, иногда большую курицу. Подавали колбасу, изумительные пирожки и то, что Мог называла «особым рождественским жареным картофелем». Бэлль знала, что Мог понравился бы этот французский рынок — вокруг было множество женщин, напоминавших ее. Они наполняли корзины всевозможными лакомствами для своих семей.
За одним прилавком продавец жарил поросенка на вертеле, и мадам Албертин купила им обеим по лепешке с жареной свининой, чтобы перекусить по дороге.
— Объедение! — воскликнула Бэлль, жмурясь от удовольствия — она уже давным-давно не ела такой вкуснятины. — Если так пойдет и дальше, я не захочу уезжать из Марселя.
Мадам Албертин выбрала рождественскую елочку, и парнишка-посыльный обещал доставить ее по адресу вместе с остальными покупками. Мадам объяснила, что у нее есть большая коробка с елочными украшениями и Бэлль могла бы помочь ей украсить елку, когда они вернутся домой.
Наконец в полночь Бэлль легла спать, все еще не веря тому, что день был таким чудесным. После продолжительного одиночества с тех пор, как она сбежала от Марты, ей было приятно вновь оказаться в женской компании: помогать с покупками, готовкой и украшением рождественской елки. С мадам Албертин было так легко разговаривать, что вскоре Бэлль поведала ей о своих злоключениях в Новом Орлеане, о смерти Фальдо, о том, как отвратительно с ней обошлась мисс Фрэнк. Она доверилась этой женщине потому, что была практически уверена: Арно обязательно расскажет ей о том, что Бэлль работала в публичном доме, если еще этого не сделал, поэтому хотела сама поведать свою историю, чтобы не позволить ему все переврать.
Когда Бэлль спросила, напугала ли она мадам, та выразительно пожала плечами.
— А чего мне пугаться? Мне следует восхищаться твоей храбростью и силой духа.
Бэлль просияла и почувствовала себя гораздо лучше.
Так же приятно прошло и Рождество. Сначала Бэлль с мадам Албертин сходили в церковь, и, несмотря на то что служба шла на латыни, а псалмы распевали по-французски, Бэлль тут очень понравилось. Ей понравился запах ладана, понравилось, что все облачились в свои лучшие наряды. К тому же старинная церковь была очень красивой.
Бэлль тоже надела свое лучшее платье из бледно-голубого крепа, которое облегало ее до бедер, как перчатка. Вокруг шеи оно было украшено рюшами, на подоле была оборка, которая поднималась сзади до талии, создавая подобие турнюра. Бэлль купила это платье в Новом Орлеане, но так ни разу и не надела, потому что ей казалось, что в нем она похожа на школьную учительницу.