Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шнык-шнык, шнык-шнык. Будто некий слабоумный садовник выбрал сей час, дабы подстричь деревья. Поскрипывание становилось все оживленнее. Шуршание нарастало. Дуэлянты шаркали и плясали по Тропе-меж-Дерев, иногда видимые, иногда нет.
Затем установилась тишина, пауза в движении. Квайр видел силуэт, тяжело навалившийся на веревку, потом Тропа взметнулась, и силуэт полетел вниз.
Квайр побежал по лестнице, что приведет его в сад.
Когда он добрался до тела, победитель уже стоял подле. Сир Амадис тяжело дышал, вводя меч в ножны.
– Думаю, я его убил, – сказал он, – прежде чем он упал. Я надеюсь. Бедный Кровий.
– Се глупость, – молвил Квайр.
– Вы все видели? Сколько еще было свидетелей?
– Кто знает? – Квайр полагал, что он один. – Вас за такое бросят в темницу. Вышлют.
– Я хотел Алис. Как и он.
– Теперь она вам не достанется ни в каком виде.
– Я знаю.
– Вы должны возвратиться к супруге, – сказал Квайр, повинуясь порыву. Он сделался задумчив. – Вестимо – Кент. Жакотты вас защитят.
– Что я им скажу?
– Что вы жертва. Что вы повздорили из-за их положения – что Рэнслей назвал Жакоттов изменниками и хотел их повесить. Он пытался убить вас. Что-то в сем духе. В Кенте вас примут, вы же знаете.
– Вестимо. Моя жена хотела, чтоб я поехал с ней. Я не мог. Моя верность. Моя похоть.
– Если вы по-прежнему верны Королеве, избавьте ее от скандала. – Квайр был в восхищении. Сие утвердит Жакоттов в их ненависти. Сие обеспечит отбытие их флота. – Бегите немедля. К утру будете в Кенте. Вам потребна лишь лошадь.
Сир Амадис глядел на Квайра в сомнении.
– Вы охотно избавляетесь от меня, капитан.
– Вы знаете, что я всегда искал вашей дружбы. Ныне я ищу спасти вас от возмездия, вот и все.
– Кент – решение, что тут говорить. – Сир Амадис уже отбегал, хватая ртом воздух, от Квайра. – Я пойду на все, лишь бы они обрели трезвомыслие и спасли Альбион от войны. Если сие мне удастся…
– Вы станете могущественнее Квайра, – сказал капитан еле слышно, махнув рукой.
Он без поспешности прошел в галерею, поздравляя себя с тем, что освободился от двух обуз разом и удача его не оставила.
Он встретился с лордом Шаарьяром в бывшей прачечной. Некогда слуги трудились здесь на благо Герна. Пот и пар уходили верхом, вода низом, просачиваясь между плитами, утекая боги знают куда. Круглые потолки по сю пору облегало затвердевшее мыло, поднимавшееся с паром; неистребимо воняло щелоком. Квайр облокотился о деревянный чан и улыбнулся лорду Шаарьяру, не считавшему сие место годным для встреч.
– Еще несколько дней, не более, – сказал Квайр очень спокойно, – и Жакотты отплывут.
– Наш флот уже в пути, но станет на якорь в Иберии. До момента, пока не придется идти на помощь Альбиону. – Лорд Шаарьяр говорил подавленно. – Сие происходит на самом деле, Квайр?
– Вестимо, – сказал Квайр. – На самом деле. – Казалось, он разделяет настрой сарацина.
– Мы возродим былую славу. – Шаарьяр был нетерпелив. – В действительности она едва ли пострадала. Народ примет статного Гассана хорошо.
– Вестимо. Вы сотворите лучшую ложь, не пройдет и года, чем смог навеять Монфалькон.
Шаарьяр не оставил без внимания горечь Квайра:
– Вы не станете нам перечить, верно?
– Теперь? Каким образом? Все зашло слишком далеко.
– Чем вы займетесь?
– Найду очередного покровителя, надо полагать. – Бег беседы ему не нравился.
Шаарьяр рассмеялся.
– Вот оно что. Вы не удержались и ее возлюбили. Классика.
– Я нежен к несчастному созданию, особенно теперь, когда она застыла на краю поражения. Я всегда нежен к своим жертвам, сир.
– Нет! Здесь нечто большее. Вы колеблетесь. – Шаарьяр шагнул ближе, еще ближе. – Интересно, вы предали бы нас, коли могли? Способ найдется. Сир Томашин Ффинн готов вывести из Портсмута огромный флот, дабы предвосхитить Жакоттов. Оборотись вы против нас…
– Не страшитесь, милорд, я сдержал слово. Сим я славен.
– Как славны сокрытием истины за тщательно отобранными банальностями. – Лорд Шаарьяр пожал плечами. – Что ж, я должен вам доверять. Однако я часто удивлялся, почему вы с такой готовностью перешли со службы Монфалькона на мою…
– В тот день? Так было суждено. Я утратил самообладание в разговоре с лордом Монфальконом. Был уязвлен. Поймай вы меня назавтра, вся история была бы иной. Я бы воспрепятствовал всем вашим планам – именем Монфалькона. Но, вероятно, в спешке я дал слово – и сдержал его…
– Судя по тону, вы сожалеете, капитан Квайр.
Капитан с ним закончил. Прежде чем до Шаарьяра дошло, он уже отправился в обратное путешествие до покоев Глорианы, ибо вскоре она должна была проснуться.
* * *
Но она, когда он прибыл, уже встала. Она была бледна, ее разум – спутан. У постели стоял сир Орландо Хоз. Он кивнул Квайру, когда тот вошел.
– Что стряслось? Королева больна? – Квайр двинулся к ней. Он был удивлен, когда она отмахнулась от него, поглощена запиской, кою читала и перечитывала.
– Что в ней? – спросил Квайр Хоза. – Война объявлена? – Он ненавидел неведение. Он жил ради знания. – Что в записке?
Глориана показала. Записка была от Уоллиса.
– Мы нашли его. В одной из малых комнат при основном серале, – молвил сир Орландо. Он печалился, но и торжествовал тоже. – Он воспользовался страницей из книги сира Эрнеста, пером и роговой чернильницей поэта. Себя он заколол кинжалом. В сердце. Аккуратно, все обстоятельно рассчитав.
– Ах, Квайр! – обвинила его Глориана.
Записка адресовалась ему.
Капитану Квайру. Сир, будучи в сомнении касательно Вашего совета, я решил покончить с сомнением и болью раз и навсегда и предпринял сей шаг. Вы оказали мне услугу и тем самым обрекли меня на великие муки, однако вся вина лежит на мне. Я считаю, что уплатил Вам отягощавший меня долг и, таким образом, могу отбыть с чистой совестью. Я предал веру Королевы и не могу благодарить Вас за помощь в сем вопросе. Однако же я отмщен – предан Вами и Вашей креатурой так же, как, я знаю, Вы предали столь многих – предали смерти. Остаюсь, полагаю, пока жизнь во мне теплится, Вашим слугой. Флоре-стан Уоллис, Секретарь Высокой Речи Альбиона. Посредством сего деяния вновь верный друг Королевы.
– Вы пропали, Квайр, – сказал сир Орландо. – Сей бедный малый обвинил вас и погиб, чтобы доказать свою правоту.
Глориана заревела.
– Сие ничего не доказывает, – сказал Квайр. – Он обезумел от вины и отчаяния. Я знаю юного Фила. Се один из танцоров Патера, пребывал под покровительством Уоллиса. Заигрывал со всеми подряд. Уоллис попросил меня помочь, и я сделал что мог. Оттого он считал себя моим должником. Таков посыл всего письма. И еще его вера в то, что он пренебрегал долгом, преследуя любострастие.