Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нет, – прошептала она себе самой. – Ни за что…
– Бог мой, – произнес Питер, и его огромное лицо повисло над Флоренс. – Я… Ты представить себе не можешь, до какой степени я жалею, что пальцем к тебе прикоснулся!
Талита произнесла еле слышно, скривив губы в холодной ярости:
– Питер, ради бога, заткнись! Повсюду прессы.
– Пресса, – машинально поправила ее Флоренс и удивленно заметила, что неряшливого вида молодой человек с блокнотом направляется к ним.
Он остановился перед странной троицей и дружелюбно произнес:
– Здравствуйте, я из «Guardian». Не хотите как-то прокомментировать сегодняшнее решение суда?
– Что ж… – Флоренс почувствовала пот на спине между лопатками. Она понятия не имела, как правильно ответить на этот вопрос. – Я в восторге.
Питер покачал головой и еле слышно процедил сквозь зубы:
– Ты пожалеешь об этом. Тебе конец – так или иначе. Ты сожгла мосты. Джордж не пожелает…
Кто-то окликнул Питера, и выражение его лица мгновенно изменилось. Он обернулся и произнес медоточивым голосом:
– О, привет, Кит! Привет-привет, Джен!
– Здравствуй, Питер, – проговорила первая женщина довольно холодно.
Флоренс узнала ее. Это была продюсер того самого телесериала.
– Спасибо, что пришли! А я гадал – придете или нет. Спасибо за поддержку, Кит.
Кит сказала:
– Мы обязаны были прийти. Нас вызвали повесткой.
Питер продолжил:
– Я помню, я должен приехать на озвучку. В последнем фрагменте, рядом с Санта-Кроче[107].
Флоренс впервые в жизни заметила, как сильно Питер похож на английского викария-сноба из «Комнаты с видом»[108], и поняла, каким образом этот снобизм стал частью его харизмы. Для всех, и для нее в том числе. Ну, и аффектация работала, ясное дело. А настоящий Питер был натуральным лицемером.
Женщины ушли, на прощание вежливо кивнув Питеру. Старшая из них неожиданно остановилась и что-то прошептала той, что помоложе. Потом она побежала обратно – к Флоренс, при этом очень стараясь не встречаться взглядом с Питером.
– Возьмите, – сказала она и торопливо сунула Флоренс маленькую карточку.
Краешек карточки врезался в ладонь Флоренс. Она удивленно опустила глаза.
– Нам бы хотелось поговорить с вами об одном проекте, который мы задумали. Сейчас не самое подходящее время, я понимаю. Но вы нам просто фантастически помогли бы. Я – Кит, выпускающий редактор. Позвоните мне, потому что… Ладно, скажу иначе: вы вели себя просто потрясающе. Я по-настоящему вами гордилась… Как-то так.
Не глядя на Питера, который был нескрываемо ошарашен, Кит отвернулась и торопливо зашагала по тротуару туда, где ее дожидалась Джен.
Не вымолвив больше ни слова, Питер и Талита удалились в противоположную сторону. Шпильки Талиты злобно стучали по асфальту – совсем как туфли для чечетки. Флоренс осталась одна посреди улицы с визитной карточкой в руке. Ни разу в жизни у нее так сильно не кружилась голова.
Протестующая толпа зашумела громче. Телевидение… А что случится со следующими эпизодами сериала Питера? Что будет с его контрактом на новую книгу, с его виллой под Сиеной, с квартирой в Блумсбери, с его должностью лектора в университете королевы Марии? Она разрушила все – но ради чего?
– Итак, – произнес журналист из «Guardian».
Флоренс и забыла, что он здесь.
– Что теперь? Я хочу сказать… Вы считаете, что данный судебный процесс отражает нынешнее состояние академической науки, а также репертуарную политику телевидения?
– О, даже не знаю, – растерянно проговорила Флоренс. – Я обязана была сказать правду. Чтобы все узнали.
– Понятно. – Журналист что-то записал в блокнот. – Конечно… И скажите, это правда, что вы – дочь Дэвида Винтера?
Флоренс, к собственному ужасу, обнаружила, что не способна говорить. Ее глаза наполнились слезами, пальцы вцепились в ремешок сумочки.
«На самом деле – нет. Нет, я не его дочь».
– Видимо, вы тоскуете по нему, – продолжал журналист. – Его все так любили, верно?
Да как он смеет задавать такие вопросы?.. Флоренс растерянно смотрела на журналиста, не понимая, как быть. По счастью, кто-то заботливо взял ее под руку.
– Пойдем, Фло.
Флоренс вздрогнула, повернула голову и увидела стоящего рядом с ней Джима. Он тяжело дышал – запыхался от быстрой ходьбы.
– Пойдем выпьем.
– О, Джим!
Флоренс хотелось обнять друга, она вовремя вспомнила о том, что за ними с любопытством наблюдает журналист.
– Прости, мне не позволили отменить лекцию. На кафедре только об этом и говорят! – Джим повернулся к репортеру. – Всего хорошего, – выговорил он решительно – настолько решительно, насколько способен от природы неловкий и стеснительный человек, и взял Флоренс под руку. – Вернемся в институт? – спросил он, ведя Флоренс через дорогу. – Там тебя будут встречать как героиню, представляешь?
– О нет, я хочу посидеть где-то в тишине.
– Ладно. Может быть, мне уйти тогда?
– Нет-нет, не уходи, пожалуйста.
Она с такой силой сжала руку Джима, что он рассмеялся.
– Хорошо. Давай зайдем в паб.
В пабе на Флит-стрит с названием «Ye Olde Cheshire Cheese» – крошечном, похожем на кроличий загон, Флоренс нашла столик в углу, под низкими сводами, и Джим отправился к барной стойке. Флоренс сидела и ждала его, сжимая лежащую на коленях сумочку и всеми силами желая, чтобы вокруг стало тише. Голоса казались ей оглушительно громкими.
Вернулся Джим и протянул ей стакан крепкого джина с тоником.
– Поздравляю! – воскликнул он и чокнулся с Флоренс. – Как ощущение?
Флоренс выпила половину спиртного залпом.
– Пожалуй, что-то наподобие облегчения, – сказала она. – Рада, что все закончилось.
Джим пристально на нее посмотрел.
– Ты не собираешься матери позвонить? Брату?
– Может быть, попозже. – Флоренс покачала головой. – Они не переживают. Я им не так много и говорила. На самом деле практически ничего.
– Да ладно, Фло. Они на седьмом небе от счастья будут. Мы все на седьмом небе!
Сказать ему то, что так хотелось сказать, Флоренс не могла. То, что она сказала Люси, – нет, не могла. Ей невыносимо было даже подумать о том, чтобы снова произнести: «Они – не моя семья. Я ничья».