Он протянул руку с сигаретой к ее подошве и с силой вдавил горящий кончик в уже обожженное место. Женщина напряглась и застонала, звук уходил в кляп. Ноги вытянулись, тело судорожно забилось. Он еще глубже втер в ее подошву горящую сигарету, спазмы стали сильнее. В горле забулькало, и тонкая струйка крови показалась из-под веревки, которая сдавливала шею.

До конца мультфильма она не доживет.

– Хочешь узнать, чем кончится? – спросил он ее.

* * *

Трейси выскочила на улицу, как только ключ оказался у нее. Обычный ключ, с зубчиками. Пробежала глазами по фасаду здания, пока не уперлась ими в самую дальнюю дверь, в нише под знаком «Выход». Вот она, та комната.

Пробегая через парковку, Кроссуайт смутно чувствовала, что служащий, кажется, бежит за ней. В комнате работал телевизор: шторки голубовато светились, мелькали тени. Она приложила ухо к двери, услышала музыку, тихонько вставила в скважину ключ, повернула, нажала на ручку. Дверь не подавалась. Он закрылся изнутри на щеколду. Трейси достала «глок» и сделала от двери шаг. Прицелилась, выстрелила и пинком распахнула дверь.

Он сидел к двери спиной, приставив к горлу молодой женщины нож с длинным зазубренным лезвием. Та была связана и душила себя.

Трейси опять прицелилась.

– Опусти нож, Набиль.

Управляющий клубом «Пинк Палас» широко улыбнулся.

– Я опущу нож и получу пулю.

Трейси повернула голову к служащему, который застыл снаружи, как изваяние; поймав ее взгляд, он тут же развернулся и бегом бросился в офис.

– Отпусти ее, Набиль.

– Не могу, – сказал тот. – Представление еще не кончилось. Представление всегда надо доводить до конца.

Трейси взглянула на экран телевизора – мультик про Багза Банни. Посмотрела на женщину. Грудь у той часто поднималась и опадала. Какое-то шипение вырывалось из-за пропитанного слюной кляпа.

– Убери, по крайней мере, кляп, дай ей вздохнуть.

– Как вы нашли меня, детектив? Как вы узнали? – Котар не выказывал ни тревоги, ни тем более паники. Голос звучал спокойно и ровно. Он взялся рукой за веревку, ноги женщины поднялись. Дыхание стало ровнее.

– Тебя остановил на улице полицейский. Ты рассказал ему, что едешь расклеивать объявления о пропаже кота.

Котар улыбнулся.

– Кота Ангуса. А он сказал, что у него тоже дочки и что они убивались бы, пропади у них кошка. Он даже взял у меня один листок. И что, он позвонил по номеру, который там был указан?

– Нет, зашел сам.

Котар усмехнулся.

– Добрый самаритянин. Надо же. Этого я не предусмотрел. Интересно, почему такие истории никогда не печатают в газетах и по телевизору тоже не показывают? Журналисты только и делают, что ругают вас на все корки; вам это еще не надоело?

– Да, надоело, – сказала она, понимая, что надо, чтобы Котар продолжал говорить и оставался спокойным. Она почувствовала, что для него это спектакль, и надо, чтобы убийца был уверен до конца: звезда этого спектакля – он сам. Не опуская пистолета, она спросила:

– Можно я сяду?

– Только не на кровать, – тут же ответил он. – Я ее только что заправил. На стул – пожалуйста.

Она подтянула к себе стул от письменного стола и расположила его так, чтобы ее было видно через открытую дверь с парковки. Снаружи снова пошел дождь.

– Это всегда тяжело вынести, – сказал Котар. – Ты играешь роль, выкладываешься, а критиков хлебом не корми, дай разобрать твою игру по косточкам. Та блондинка с восьмого канала явно имеет что-то против вас.

– Похоже, правда?

Трейси повела плечом и сморщилась от боли.

– Я про это читал, – сказал Котар. – Плечо?

– Ключица.

– Больно, наверное.

– Даже странно, до чего сильно, такая ведь маленькая косточка. – Женщина послала Трейси умоляющий взгляд. – Может, отпустишь ее, Набиль?

– Не могу. Нельзя останавливаться.

– Ты ведь уже останавливался раньше.

– Откуда вы знаете?

– Ведь это ты убил Бет Стинсон почти десять лет назад.

Котар широко улыбнулся.

– Вы молодец. Нет, в самом деле молодец.

– А я вот подумываю бросить, – сказала она, ломая голову, куда, мать их, подевалась вся полиция и догадался ли этот дурак позвонить в 911. В то же время она ждала подходящего момента, чтобы выстрелить.

– Почему?

– Устала я от этого дерьма, Набиль. От всей этой возни подковерной.

– Это мне знакомо. Из-за этого и я бросил театр. А чем займетесь?

– Буду работать в школе.

– Я и это про вас читал. Что вы преподавали, биологию?

Женщина опять задыхалась, давясь кляпом. Котар бросил на нее раздраженный взгляд, как на досадную помеху, и снова потянул за веревку, создавая слабину. Та, кажется, перевела дух.

– Химию.

– Вам нельзя бросать. Вы бросите, а дураки останутся.

– Может быть, и так, – сказала Трейси. – Ну а ты? Что бы ты стал делать, не будь ты управляющим в клубе?

– Со мной все просто. Я был бы актером.

– Вот как? В кино снимался бы?

– Со временем, может быть. Но сначала я бы вернулся в театр. Сцена – моя страсть.

– И у тебя получалось?

– Да. Я умел вживаться в роль, как никто, понимаете? Режиссеры в один голос твердили мне, как я убедителен.

– А у тебя была любимая роль?

– Конечно, была. Макмерфи. «Полет над гнездом кукушки».

– Хорошая роль.

– Да. Я думал, с нее моя карьера так и взмоет.

– А что случилось? – Женщина на полу как будто затихла.

– Меня поимели. Случается. Лос-Анджелес – общественная уборная, а не город. Там кругом одни подонки. Актерство – дело такое: если ты не зарабатываешь много, значит, ты вообще ничего не зарабатываешь. К тому же теперь я работаю по ночам. По счетам-то ведь платить надо?

– Надо. – Трейси бросила взгляд во двор – патрульной машины все не было. Она вспомнила, как Сантос говорила ей, что некоторые убийцы разыгрывают сцену преступления в голове, как в театре, и подумала, уж не думает ли Котар, что это его главный выход. – А сейчас тебе надо принять еще одно решение, слышишь, Набиль?

– Да, какое?

– Как ты хочешь, чтобы тебя запомнили?

– Вы меня успокаиваете, детектив, или хотите польстить моему огромному эго? В книгах про серийных убийц так пишут. Вы читали? У нас у всех огромное эго.

– Нет, Набиль. Про это я ничего не знаю. У меня мало времени для чтения. Но я смотрю на ситуацию как практик. Ты хочешь получить шанс выйти отсюда живым и рассказать потом свою историю, может быть, даже прославиться, как Банди?