– Лучше сам скажи. – Она посмотрела на женщину – глаза закрыты, лицо сведено судорогой, ноги дрожат. – А то я давно в кино не ходила.

– Думаю, Рами Малек. Правда, ему придется походить в спортзал и накачать фунтов двадцать мускулатуры.

– Я такого не знаю.

– Правда? Он играл в «Сумерках» и в «Ночи в музее».

– Я их пропустила.

– Вы слишком много работаете; надо находить время и для развлечений.

– Ты заставил меня побегать. Не возражаешь, если я опять присяду?

Котар взмахнул свободной рукой.

Трейси села. Она уже не знала, что еще сказать, и мультик заканчивался, а значит, осталось совсем немного времени. Синие и красные огни продолжали пульсировать на улице.

– Вообще-то сначала я думал выбрать Вуди Харрельсона, но он стареет.

– Да, он бы подошел, – согласилась Трейси. – Так как? Ты готов выйти отсюда со мной вместе? И прожить еще хотя бы столько, чтобы увидеть свое изображение на большом экране?

Джонни Ноласко остановил свой «Корвет» у тротуара и торопливо вышел. Вдоль всего бордюра стояли фургоны телевидения, затворы фотоаппаратов трещали не умолкая. Над головами кружил вертолет телевизионщиков, лопасти рассекали воздух с грохотом, от которого закладывало уши, огни прожектора ослепляли. Из раций полицейских машин неслись обрывки разговоров. Ноласко сунул свой жетон под нос одному из офицеров, охранявших периметр, и, перекрывая грохот вертолета, крикнул:

– Чье дело?

Офицер показал на человека с грудью, как бочка, приказы которого были слышны даже среди царившего вокруг бедлама.

– Майкл Шраггс, – представился он. – Спецподразделение.

– Доложите ситуацию, сержант.

– Капитан, – поправил его Шраггс. – Это одна из ваших, Трейси Кроссуайт. У нее там заложник: мужчина в комнате держит нож у горла женщины. Детектив Кроссуайт велела нам не вмешиваться.

– Возьмите рацию и велите вертолету убираться отсюда.

– Уже приказывал. Но телевизионщики лучше заплатят штраф, чем упустят такую историю, как эта. Хотите, сами попробуйте.

– А как насчет БП? – спросил Ноласко, имея в виду бригаду переговорщиков по заложникам.

– Только что приехали. Подходят к двери.

Через толпу перед мотелем Джонни пробрался к двери в комнату. Близко он подходить не стал, и так было светло, как на сцене, и все видно. У самой двери сидела на стуле Трейси Кроссуайт.

– Детектив? – позвал он.

Трейси даже не повернула головы.

– Да, капитан?

– Что там у вас?

– У меня тут один ковбой.

Ноласко услыхал второй голос, мужской, который крикнул:

– Тот самый Ковбой.

– У меня тут Ковбой, тот самый, – повторила Трейси.

Ноласко почувствовал, как у него свело живот.

– Переговорщики приехали.

– Нам их не надо, – отозвалась Трейси. – Мы тут просто болтаем, о книгах и фильмах.

– Может, послать что-нибудь внутрь? Воды?

– Пусть никто больше не входит, – снова раздался мужской голос.

– Я же говорю, капитан, у нас все в порядке.

* * *

– Пусть никто не входит, – повторил Котар, выпрямляясь и перехватывая в руке нож.

Женщина застонала.

– Заткнись! – рявкнул он ей.

– Успокойся, – сказала ему Трейси. – Никто сюда не войдет, Набиль. Они скорее решат заморить нас голодом, чтобы мы сами сложили оружие.

Он, кажется, успокаивался, хотя пот лил с него ру-чьями.

– Что это за переговорщики?

– Специалисты, договариваются с теми, кто удерживает заложников.

– Это уже серьезно, да?

Трейси посмотрела на экран. Она понятия не имела, сколько еще будет продолжаться серия, но по ее детским воспоминаниям, а также по тому, что она еще помнила о способности детей сосредоточивать внимание, она должна длиться не больше пятнадцати минут.

Котар перехватил ее взгляд.

– Всего несколько минут осталось, – сказал он тихо: видимо, реальность того, во что он вляпался, постепенно начинала до него доходить. – А у вас есть специальная подготовка? – спросил он.

– Для чего, для переговоров? Да нет, вообще-то. Я заканчивала курсы по семейным конфликтам, но это не то же самое.

– Не знаю, много ли значит мое мнение, но, по-моему, вы очень хорошо справляетесь.

– Знаешь, Набиль, это как раз тот случай, когда все мои поступки диктует конечный результат.

– Я понимаю, – сказал он и опять умолк.

– Для чего ты их связываешь?

– Я не хочу об этом говорить.

– Ладно. А почему танцовщицы?

Казалось, он задумался над ответом или над тем, отвечать ему вообще или нет. Затем сказал:

– Она танцевала.

– Кто – она?

– Моя мать. Ночью она оставляла меня одного с мультфильмами, а если я плохо себя вел и не убирал квартиру, она била меня электрическим шнуром или привязывала к стулу.

– Что с ней стало?

Котар откинулся головой на стену. Его взгляд был устремлен на шторы.

– Кто-то ее задушил.

– Мне жаль, – сказала Трейси. – Убийцу поймали?

Котар кивнул.

– Это был один из тех, кого она приводила домой.

Трейси подумала, что, может быть, Бет Стинсон была у Котара не первой.

– Извини.

– Не за что.

Котар прижал нож к горлу танцовщицы. Палец Трейси напрягся на спусковом крючке, но она тут же приняла решение не стрелять. Котар улыбнулся.

– Отличный самоконтроль, детектив. – Кроссуайт изо всех сил старалась ничем не выдать себя. Но сердце колотилось все сильнее, и подозрение, что все это добром не кончится, крепло с каждой секундой. Она снова бросила взгляд на телевизор.

– Перережь веревку, Набиль. Давай выйдем отсюда вместе.

Взгляд Котара тоже обратился к телевизору.

– Вот оно, – сказал он. – Это конец.

Поросенок Порки прыжком прорвал бумажный круг и оказался на экране. Вместе с ним, заикаясь, Котар проговорил:

– В-в-вот и все, ребята!

И поднял нож.

Набиль Котар перерезал веревку. Ноги женщины упали резко, как будто под действием пружины, глухо стукнув в пол. Голова упала вперед, безвольная, как у тряпичной куклы.