Избранное им самим изгнание постепенно начинало обессиливать его. Сколько еще он продержится? Интересно, ищут ли его еще Аароновы убийцы? Он очень сильно изменился, стал жилистым и худым. Будет трудно узнать в нем того человека, которым он был когда-то. Доверенным лицом верховного священнослужителя Абира Аташа, вступившим в заговор против бессмертного Аарона.

Наверное, пастухам и охотникам из близлежащих долин будет его не хватать. Последняя встреча с ними была довольно давно. Для них он был, пожалуй, чем-то средним между святым и чудесным целителем. Он им нужен. Барнаба поразился тому, насколько полезными оказались его вообще-то довольно скудные познания в целительстве и травах. Может быть, у него действительно исцеляющие руки. Мужчина улыбнулся.

Было что-то, о чем он хотел вспомнить… Лечить. Раны. Он пошел лазать. Теперь он хорошо вспомнил. Скалы были горячими. Он выбрал новый опасный подъем. Неудивительно, что он так крепко уснул! Лазанье истощило его силы.

Довольно бездельничать! Он поспал достаточно долго. Барнаба глубоко вздохнул. Насладился чудесным ароматом цветов и травы.

Открыл глаза. Над ним раскинулось голубое небо, по которому тянулись пушистые облака. По-прежнему стояла приятная прохлада. Он удивленно огляделся по сторонам. Он лежал на лужайке среди диких цветов. Невозможно! Таких пейзажей нигде в Гарагуме не было. Он не помнил, как попал сюда.

Сел, удивленный. Неподалеку лежал маленький, обрамленный дающими тень деревьями пруд. В воде что-то двигалось… Женщина! Обнажена, одетая только в длинные золотые волосы. Она поглядела на него, вышла из воды, направилась прямо к нему. Он никогда прежде не видел ее.

Барнаба вздохнул. Он снова видит сон! Это однозначно. Эта женщина… Она слишком красива. Безупречна. Ее кожа бела, как молоко кобылы. Волосы — словно плетеное золото. Она двигалась с грациозностью танцовщицы. Но на лице ее отражалась тревога.

Внезапно она оказалась над ним. Он нахмурил лоб. Только что еще она была на расстоянии двадцати шагов. Сон! Конечно. Все лишь сон.

— Наконец-то мы можем поговорить! — В ее голосе звучал какой-то странный мелодичный акцент, какого ему никогда еще не доводилось слышать. Глаза женщины были зелеными, каким иногда бывает летнее небо незадолго до грозы. В воздухе витал легкий аромат ванили. Какая женщина! Если бы она встретилась ему в реальной жизни, все вышло бы по-другому.

— Поговори со мной, — не отставала она, беря его за руку.

— У тебя… красивые глаза, — проклятье! Нельзя ведь начинать с этого разговор. Хорошо, что это лишь сон.

— У тебя тоже, — ответила она и, похоже, не рассердилась. — По твоим глазам можно прочесть твою душу. Всю твою любовь и ненависть.

Барнаба судорожно сглотнул. Это еще что такое? Он любил искренность, но это было уж слишком даже для него.

— Теперь тебе нужно принять трудное решение. Я говорю прямо, потому что у нас очень мало времени, ведь ты умираешь.

— Довольно! Я перевернусь на другой бок и проснусь. Это все лишь сон, это…

— Правда! Прислушайся к себе и поймешь. Ты должен чувствовать боль, несмотря на то что я приглушила ее.

Барнаба хотел встать, но женщина держала его железной хваткой. Она оказалась поразительно сильной.

— Ты выслушаешь меня. Я наблюдала за тобой с тех пор, как ты пришел в долину. Это было приятным разнообразием после многих лет одиночества. Я видела, как ты взбирался на отвесные скалы, но в тот день голова у меня была занята другим. Только на следующий день я удивилась тому, что не вижу тебя. Я очень редко ухожу от пруда. А если делаю это, то никогда не отхожу дальше чем на пару шагов. Мне пришлось сделать более двухсот шагов, чтобы найти тебя. У подножия отвесной скалы. Ты выглядел ужасно. В открытых ранах гнездились личинки. Ты… Я сделала все, чтобы спасти тебя. Я не великая волшебница. Моей силы не хватило. Все эти раны, сломанные кости… Уже несколько дней я борюсь за твою жизнь. Я проиграю, потому что ты слишком слаб. Твое тело уже невозможно излечить. Раны воспалились, и яд собственной гниющей плоти убивает тебя.

Барнаба издал приглушенный смешок. Какой дурацкий сон! Он встречает самую прекрасную женщину, которую когда-либо в жизни видел, а она рассказывает ему такую чушь. Он волен делать все, что хочет. Почему он не наслаждается этим? Нет нужды придерживаться каких-то правил приличия. Нет причины лепетать от смущения.

— Ты неописуемо красива. Я в опасности не из-за каких-то ран. Но сердце мое разобьется, если ты не подаришь мне поцелуй.

Она нахмурила лоб.

— У тебя жар.

Он усмехнулся.

— Да, я сгораю от тоски по тебе, — он притянул ее к себе и поцеловал. Во сне так легко быть страстным любовником.

Один удар сердца она не сопротивлялась, затем высвободилась. Она сильнее него! А ведь кажется такой маленькой и хрупкой.

— Ты немного не в себе, — ее голос звучал отрезвляюще, деловито, несмотря на то что на краткий миг ему показалось, что она ответила на его поцелуй.

— На это нет времени, — еще более серьезным тоном продолжала она. — Пламя твоей жизни угаснет быстрее, если ты предашься страсти. Я не могу сплести сложные чары, это убьет нас обоих… Но кое-что сделать можно.

— Ты чародейка? — Это прозвучало насмешливее, чем ему того хотелось.

— А как думаешь, почему ты за все эти луны в долине не увидел меня ни разу? Для детей человеческих я видима лишь один день в году, — она улыбнулась. — И именно в тот весенний день тебя здесь не было.

— Детей человеческих? — Он склонил голову набок и пристально поглядел на нее. — Что ты имеешь в виду?

— Я ксана. Я не из этого мира. Я…

Он рассмеялся. Конечно, ксана. Теперь все сходится. Та история, которую рассказал ему штурман еще в детстве. Столько лет она сидела в голове. Он пришел сюда в безумной надежде найти ксану у одинокого пруда. Вполне закономерно, что однажды ему приснился сон о нимфе источника.

— Меня зовут Барнаба, красавица моя. Я рад…

— Прошу, Барнаба, послушай меня. В твои сны меня принесло заклинание. В реальном мире ты лежишь у меня на руках, и твое сердцебиение слабеет. Несмотря на то что я унесла тебя на прохладное дно озерца, тебя все еще сжигает лихорадка.

— Пожалуйста, назови мне свое имя. Я хочу написать оду о твоей красоте, звезда очей моих.

— Ты…

— Не называть мне своего имени — все равно что отказывать в воде страждущему. Я не…

— Икушка.

— Икушка? — Будет нелегко подобрать рифму, подумал он. — Немного похоже на Куш. Долина в горах… Ты оттуда?

— Первым детям человеческим, которые обнаружили меня, я назвала свое имя. Они почитали меня, как богиню. Но всегда боялись меня. Они неправильно произносили мое имя и унесли его в мир. Не меня зовут по названию долины. Они назвали ее в честь меня.