Последующие несколько часов они готовили плотный пук из трав, пропитанных особым отваром, над которым затем Рябинушка долго шептала наговор, предварительно выгнав их на улицу. После чего вручила Миладе обмотанный тряпицей сверток и сказала:

– Отнесешь это на двор Алевтине и зароешь под калиткой с внутренней стороны. Лично. Где их дом, ты знаешь.

Милада хотела по привычке возмутиться, почему это должна делать именно она, но Рябинушка смотрела на нее так серьезно, что Милада взволнованно сглотнула.

– Это очень непростое дело, девочка, – сказала ведунья. – Но я надеюсь, ты справишься. Считай это первым профессиональным испытанием.

Милада с сомнением посмотрела на сверток в руках. Испытание? А поездка в Схожий Мир? Чем была она?

– Что, просто донести и закопать? – недоверчиво поинтересовалась она. Рябинушка кивнула. – А в чем подвох?

– Иди медленно, не беги. Трясти сверток нельзя. По дороге ты не должна ни с кем разговаривать и не должна сходить с дороги. С топтаной земли на траву…

– Налево пойду – коня потеряю… – пробормотала Милада, глядя на грязную ветошь в руках.

– Милада!

– Да иду уже, иду…

Выйдя за калитку, девушка немного постояла, собираясь с неожиданно разбежавшимися мыслями. Она уже немного начала нервничать. Все, что на вид было простым, обычно оказывалось прямо противоположным.

Было часа три, осеннее уже солнце светило по-летнему ярко, но Миладе показалось, что краски вокруг немного поблекли, словно она смотрела старый цветной советский фильм. Она вздохнула, оглянулась на дом, не увидев уже ни Оксанки, ни Рябинушки. Потом решительно зашагала по тропинке через луг.

Свет солнца, колыхание высокой травы вокруг, какие-то летящие пушинки, стрекозы, бабочки настраивали на легкий, беззаботный лад. Она внезапно подумала, что уже пару недель не выходила никуда со двора. Милада вздохнула полной грудью, ей захотелось сбегать на пруд, несмотря на сентябрь, проплыть пару раз туда-сюда в холодной воде, полежать на берегу, впитывая последнее тепло уходящего лета. Потрепаться с деревенскими парнями, увидеть, как медленно, не подавая при этом вида, закипает от ревности Во, и почувствовать от этого дикое удовольствие…

Пруд уже показался. Купалась местная ребятня, которой никакие запреты и никакой Ильин День были нипочем, потому что ни для кого не секрет, что любая ребятня всегда купается до посиневших губ. Несколько взрослых складывали скошенную траву в небольшие стога. Вокруг пруда трава росла с какой-то фантастической быстротой. Ее косили, кажется, через день.

Милада вышла к крайним домам, зашагала по натоптанной до мелкой пыли деревенской улице, вдоль заборов. В деревне ее знали все, так что незамеченной пройти не удалось. Один из купающихся мальчишек помахал ей рукой, шлепнул по воде, подняв фонтан брызг, в которых на мгновение вспыхнула радуга.

– Милада! Милада! Иди к нам!

Она хотела помотать головой, холодно, мол, уже, как вдруг осеклась, разглядев лицо мальчишки. И едва не споткнулась…

…В четвертом классе, когда она еще не перешла в Оксанкину школу и училась в совхозе, где у нее были друзья детства, они с пацанами ходили купаться на реку, на свое излюбленное место. Туда, где русло делало поворот, образовав небольшой затон. На берегу, сильно заросшем деревьями, высокими кустами и крапивой, стоял скособоченный, сломанный молнией дуб. На толстом суку, нависающим над водой, старшеклассники устроили тарзанку из пожарного шланга, завязанного на свободном конце огромным узлом, который было так удобно обхватывать руками или ногами. В тот день Милада с товарищами с визгом прибежали к берегу и начали торопливо стаскивать одежду. Было почетно первым завладеть тарзанкой. В процессе разоблачения кто-то крикнул: «Смотрите!». И все увидели, что трава берега пестреет множеством серебристых рыбьих тел. Мальки, мелкая плотвичка, бычки, валялись там и тут. Детвора издала дружный вопль, предвкушая вечернее пиршество для котов и кошек, которые тогда были, кажется, в каждой семье. Опомнившись, все кинулись к болтающейся на суку тарзанке. Милада в этот раз была бы первой, но ее опередил Лёшка Коробейко, который, в нарушение всех договоренностей, прыгнул на тарзанку, не сняв даже шорт. Медленно качнувшись под дружный возмущенный вопль, грязно-бежевый пожарный шланг вынес его на середину затона и вернулся обратно уже пустым. Ловко перевернувшись в воздухе, Лешка вошел в спокойную воду «рыбкой».

Раздался страшный треск, что-то блеснуло, и Лешка страшно закричал, судорожно дергаясь. Мальчишки бросились к воде, чтобы вытащить друга, но едва Игорек Хныков, которого все звали просто Хнык, шагнул в воду, как его вопль остановил всех. Упав на спину, Хнык судорожно тер ногу, которую внезапно перестал чувствовать. Девочки, в том числе и Милада, громко завизжали, глядя на медленно перевернувшееся лицом вверх тело Лешки в воде. Он открыл глаза и в наступившей внезапно тишине громко простонал:

– Мама… как же мне больно…

Глаза его закрылись. Девчонки снова завизжали и бросились назад, прочь от берега. Милада осталась с мальчишками, сгрудившимися возле воды, и во все глаза смотрела на неподвижное, искаженное лицо одноклассника, чье тело, медленно кружась в слабом течении, подплыло к берегу.

Они впервые видели смерть так близко. Вообще впервые видели смерть кого-то, кто только что был рядом, смеялся… Но Миладе почему-то испугалась, возможно, это был шок. Она ни о чем не думала, только пыталась представить себе, что чувствует сейчас Лёшка. И чувствует ли вообще.

– Глядите! – Хнык указал рукой куда-то в сторону. – Это ток!

В зарослях на берегу стоял знакомый им всем старый деревянный столб, к которому со стороны поля тянулись нити проводов. Столб был привычным, они сто раз уже видели его, когда ходили купаться. На другом берегу стоял такой же, линия от него уходила через вездесущие огороды к коровнику. Над рекой провода были оборваны и на противоположном берегу их концы намотаны на керамические изоляторы. Они никогда не обращали внимания на то, что концы проводов на этом берегу речушки болтались свободно. Сейчас один из них, блестя оголенным металлом, лежал в воде.

– Кто-то глушил рыбу, – высказал Сашка Исаев общую мысль.

И только в этот момент до Милады дошло, что, если бы не шулерство одноклассника, в мелкой воде у берега бледным лицом к небу сейчас плавала бы она… И вот тогда ее затрясло.

…Как и теперь.

Лёшка Коробейко, ничуть не изменившийся внешне, весело махал ей из воды.

– Милка! Ну чего ты! – Его задорная мальчишеская улыбка, сейчас неестественная, перекошенная, как от боли, пробрала ее насквозь. – Давай! Вода теплая! Че молчишь-то? – Он вдруг нахмурился, потому что девушка молчала, глядя на него во все глаза. – Ты идешь или нет? А?

Милада торопливо отвернулась и ускорила шаг, слыша за спиной:

– Как на смерть меня послать, так смогла, да? Эй! Не молчи, Милка! – Голос его сорвался на визг, пробравший девушку до костей. – Не молчи! Не молчи, слышь?! Ты должна была тогда быть первой! Ты! Скажешь, нет?!