— Какую именно?

— Что этот чертов Кендалл заявился в таверну, напился и полчаса спустя ушел.

— Из чего следует, что у него было достаточно времени, чтобы вернуться в замок Коломб и задушить графиню Рейвенуорт.

— Об этом мне ничего не известно. Я знаю только, что он просидел в моей таверне с полчаса. Кендалл уговорил меня сказать, что он оставался там дольше, но на самом деле это было Не так.

— В таверне есть немало слуг, готовых подтвердить рассказ мистера Гиббса, — подхватил Бром.

Рэнд кивнул.

— Отведите его в суд и проследите за тем, чтобы там были соблюдены все процедуры. Об остальном я позабочусь.

Бром удивленно вскинул брови:

— А вы, ваша светлость? Не сочтите за наглость, но что вы собираетесь делать?

Рэнд улыбнулся краешком губ:

— Встретиться с Гревиллом Таунсендом, естественно. Мне не терпится увидеть реакцию его светлости на то, что мистер Гиббс изменил свои показания.

Таверна «Свинья и скрипка», располагавшаяся в трехэтажном кирпичном здании, оказалась намного приятнее тех таверн, в которых Нику доводилось бывать. Комнаты были светлыми и чистыми. Однако находилась она в одном из самых небезопасных районов города. В нем обитали карманники, грабители и проститутки. Последние и жили внизу, на первом этаже таверны.

Николасу с Элизабет отвели маленькую комнатку в мансарде. Она была чистенькая, но скудно обставленная, а сквозь щели рассохшегося пола в нее проникал дым, отлично слышались взрывы хохота и непристойные ругательства. По ночам из углов доносился мышиный писк. Еда оставляла желать много лучшего.

В общем, таверна «Свинья и скрипка» была не местом для женщины, особенно если она тебе так дорога, как была дорога Николасу Элизабет. А ведь находилась она здесь исключительно по его вине.

— Снова ты забегал по комнате, Николас, — донесся до него тихий голос Элизабет, когда он в очередной раз вскочил из-за стола и подошел к чердачному окошку, выходящему на шумную грязную улицу.

Оторвав взгляд от окна, Николас посмотрел на Элизабет. Ее темно-рыжие волосы, блестевшие в лучах солнечного света, и весь ее милый облик являл собой такой разительный контраст с убогой окружающей обстановкой!

Вздохнув, он отвернулся.

— Прости, Я просто задумался.

Николас не стал уточнять, о чем именно. А думал он и об этом убежище, куда их забросила судьба, и о неизвестности, которая ждала их впереди, и о том, какое неистовое желание вызывает в нем Элизабет. Стоило ей, самоотверженной, любящей, преисполненной решимости вызволить его из тюрьмы, появиться в его мрачной камере, как желание охватило Николаса с такой силой, что ему стоило немалого труда обуздать его.

Николас закрыл глаза, чтобы не видеть стоявшей всего в нескольких шагах Элизабет. Ее пышные груди вздымались под тонкой тканью простой деревенской кофточки, из-под подола коричневой шерстяной юбки, плотно облегающей талию, выглядывали маленькие ножки. Николас хотел ее со страстью, сводившей его с ума. Он горел желанием немедленно сорвать с Элизабет эту одежду простолюдинки, и, уложив на стоявшую в углу комнаты грубо сколоченную кровать, заняться с ней любовью.

Но Николас с самого приезда в таверну держался отчужденно, подавляя в себе это неистовое желание, понимая, что сейчас не время и не место предаваться любовным утехам. Ему не давала покоя мысль, что это он превратил жизнь Элизабет в кошмар, что он не только не защитил ее, как обещал, а, наоборот, из-за него она подвергается опасности.

— Тебя все утро что-то беспокоит. Может быть, поделишься, о чем ты думаешь?

«О том, что я хочу тебя. Что если я подойду к тебе ближе, я не смогу с собой совладать, а я тебя не заслуживаю», — мысленно произнес Николас. Вновь, уже в который раз после приезда сюда, его охватило чувство вины. Совесть не позволяла ему даже прикоснуться к Элизабет, не говоря уж о большем. Он не должен был позволять ей так рисковать. Ей следовало выйти замуж за виконта. Если бы она это сделала, она была бы сейчас в безопасности.

— Я думал о том, что не должен был дать уговорить себя бежать из тюрьмы. Что не имел права подвергать тебя смертельной опасности. А теперь уже ничего не изменишь.

Элизабет приблизилась к нему:

— Так вот что тебя беспокоит! Ты волнуешься за меня. А я-то думала, ты размышляешь о том, кто мог убить графиню. От того, что ты будешь за меня беспокоиться, нам с тобой легче не станет.

Вздохнув, Николас покачал головой:

— Ничего не могу с собой поделать. Похоже, со дня нашего знакомства я приношу тебе только несчастья.

Подойдя к Нику вплотную, Элизабет обняла его и всем телом прижалась к нему. Его словно обдало жаром. Желание вспыхнуло в нем яростным огнем.

— Ты ошибаешься, Николас. Ты принес мне огромную радость. Стоит мне посмотреть на тебя, и мое сердце переполняется любовью, и я благодарю Господа и своего отца за то, что они вверили меня твоей заботе.

— О Господи, Элизабет… — Николас прильнул губами к ее губам, о чем мечтал в разлуке каждый день и час.

— Николас… — прошептала она. — Как же я скучала по тебе. Каждый день без тебя был для меня смертной мукой.

— Я хочу тебя, — почти взмолился он. — О Господи, как же я тебя хочу!

Сжав лицо Элизабет ладонями, Николас прильнул губами к ее рту, и язык его скользнул в него желанным гостем. Он ощущал прикосновение ее высокой груди, стройных бедер, и от охватившей его страсти у него закружилась голова.

Глухо застонав, он подхватил Элизабет на руки и понес к кровати.

Блаженный стон сорвался с его губ. Наконец-то они вместе, наконец-то Элизабет здесь, в его руках. На секунду Николас замер, а затем, зарывшись пальцами в волосы Элизабет, наклонил голову и прильнул к ее губам.

— Я ждала тебя, — прошептала она. — Как же я тебя ждала!

Он пытался быть нежным, показать Элизабет, как он ее любит, но страсть его была слишком глубока и неистова.

Должно быть, Элизабет почувствовала его состояние. Она подалась вперед, вжимаясь в него. Обхватив ладонями ее груди, Николас нащупал упругие соски, и прерывистый стон сорвался с его губ.

Он входил в нее все сильнее и глубже, в этой бешеной гонке к вершине ему уже не хватало дыхания. Он хотел сказать Элизабет, что любит ее, теперь он в этом ни капельки не сомневался, но ему еще никогда не доводилось признаваться в любви, и он не знал, как это делается.

Он. еще раз вошел в нее, и небо разорвалось тысячью вспышек. Их кружило, несло, их било о скалы, а затем они оказались на волшебном серебристом берегу… Наконец мало-помалу Элизабет с Николасом начали возвращаться к действительности.

Приподнявшись, Николас обвел жалкую комнату недоуменным взглядом. Она казалась уже не такой убогой и душной, как прежде. А все потому, что они с Элизабет наконец-то вновь обрели друг друга.