Ленка «Бейлис» прикончила за три вечера. А вот «Данхил» Вадим курил недели две – перемежая английские сигареты родным «Золотым Руном».

Увидев, как реагируют коллеги и, главное, клиенты на «Данхил», Вадим стал в пустые иностранные пачки перекладывать «Руно». Но это было чистое понтярство, а не радость курильщика.

Позвонил парнишке, попросил еще «Данхил», мол, сам виноват, приучил. К хорошему быстро привыкаешь.

Словом, два года парень снабжал Вадима «Данхилом» регулярно. Однако, как только срок наказания тот «отбыл», его сходу уволили. Что логично.

И вот уже много лет Осипов ездил в ЦМТ и униженно выпрашивал заморские сигареты у бывших коллег своего подзащитного. Со временем те, забыв заслуги Осипова перед дружным трудовым коллективом барменов и официантов витрины Советской власти, продавали ему сигареты все менее и менее охотно. На что им были Вадимовы рубли? А валютой он платить не мог. Даже будь она у него, рисковать бы не стал, – 88-я статья УК очень нехорошая.

Его заставляли ждать по полчаса, по часу. Он вынужден был развлекать барменов судебными байками, рассказывать им анекдоты. Словом, при его дефиците времени табачный дефицит обходился слишком дорого.

И вот – последняя пачка. Значит, завтра опять ехать в ЦМТ. Обманным путем проникать внутрь, дуря охрану, что У него, дескать, встреча с посетителем.

Противно!

Несколько месяцев Вадим на семинары к Смоленскому не ходил. И работы было много, и ощущение осталось неприятное. Представлялось, что, когда он в следующий раз сойдется с компанией, прихлебывающей чай из пиал, все будут наблюдать за ним с издевательской улыбкой, вспоминая, как он проиграл словесную дуэль их богу. Однако при этом Вадима тянуло туда. Эти интеллектуальные посиделки, где речь могла идти о чем угодно, кроме, пожалуй, денег, так сильно отличались от всякого иного общения, доступного Вадиму, что, глотнув однажды, вновь хотелось испить. Не зеленого чая, разумеется.

Осипов вполне отдавал себе отчет, что тянет его в общем-то в кунсткамеру. Почти каждый из паствы Смоленского имел своих «тараканов» в голове. Особи мужского пола на таковых мало походили. Никто из них не курил. На девушек внимания не обращал. Казалось, что они как раз и были теми «8 мальчиками на курсе, которые занимались лечебной гимнастикой».

Жизнь вокруг начинала закипать, двигаться, появлялись первые кооперативы, объявили гласность и перестройку. А тут… Разговоры, разговоры…

Но все равно тянуло. И Лена каждый раз приходила домой после семинара восторженная, щеки пылают. Вадим почувствовал, что рассказы о его делах стали интересовать ее намного меньше. Зато дома постоянно звучало: «А Смоленский говорит, что…»

Как-то раз Вадим съехидничал, мол, пора дацзыбао из высказываний великого кормчего Вла Юр Смола составить, чтобы память цитатами не напрягать. Реакцию Лена выдала неадекватную. Она стала кричать, что уничижительное «Вла Юр Смол» никак не подходит такому ученому, как Владимир Юрьевич Смоленский, что если человек не зарабатывает большие деньги и не считает это в жизни самым важным, то это еще не значит, что он неправильно живет. А если с ним интересно общаться, это не вина его, а заслуга. Вадим внимательно слушал жену, и какое-то нехорошее чувство, еще непонятное, неосознаваемое, но очень пугающее, зарождалось в его сознании.

Вадим не раз имел возможность убедиться, что при всей внешней мягкости и неделовитости Лены характер у нее еще тот! Она могла быть и трезво-расчетливой, и упертой, как баран. Правда, окружающие этого не замечали.

Случилась как-то такая история. По субботам у Осиповых собиралась большая компания играть в рулетку. Приходили друзья, приводили своих знакомых, знакомых своих знакомых. Было это сразу по окончании института. Из турпоездки в ГДР, первого и единственного заграничного вояжа Лены и Вадима, организованного ее родителями и оплаченного родителями Вадима, молодая чета привезла помимо нужных вещей – кухонного комбайна и всякой одежды – еще и детскую рулетку. Поле – складывающаяся разрисованная тряпочка, фишки – яркие пластмассовые кружочки разных цветов, шарик – тоже пластмассовый. Детская не детская, а для игры годилась. Правил в подробностях никто не знал, потому ни минимальных, ни максимальных ограничений по ставкам не было. Вадим обычно что-то ставил на «чет-нечет», что-то на одну из дюжин, что-то на цифры, что-то на «красное-черное». Игроки-неофиты почему-то решили, что на «зеро» ставить вообще нельзя. Поэтому если выпадало-таки «зеро», все шло крупье. Зато в остальных случаях Вадим в итоге оставался в небольшом выигрыше. Лена же всегда ставила по десять двадцатикопеечных фишек на разные цифры. И если выпадала загаданная, получала семь рублей двадцать копеек. Довольно скоро в рулеточной компании у нее появилось прозвище «Лена – семь двадцать».

Где-то Вадим прослышал про «петербургский парадокс». Это такой способ делать ставки в рулетке, чтобы никогда не проигрывать. Ставишь, скажем, 10 копеек на «красное». Выпадает «черное». Ставишь опять на «красное», но уже двадцать копеек Потом сорок, восемьдесят, рубль шестьдесят и так далее. Каждый раз удваиваешь ставку. Как только выпадает красное – сразу возвращаешь весь накопившийся проигрыш и плюс 10 копеек – размер первоначальной ставки. Куда проще. Азарта, правда, маловато, но зато стопроцентный выигрыш. Когда-то ведь «красное» точно выпадет.

Вадим решил попробовать. Тем более что риска особого не было. 5 тысяч рублей за только что проданный «Москвич» создавали солидный запас прочности для «петербургского парадокса». Открытка на «Жигули», подаренная тещей на день рождения Вадиму несколько месяцев назад, ждала своего часа – она давала право купить машину лишь в третьем квартале, то есть через полгода.

Вадим поставил 10 копеек Проиграл. 20 копеек – проиграл. Через полчаса он поставил уже 819 рублей 20 копеек Последние десять минут игра шла в полной тишине. Кроме Вадима, ставок никто не делал. Крупье, чей-то приятель, появившийся в доме впервые, играл холодно, спокойно, деловито. А ему-то что – в худшем случае вернет выигранное, своими-то не рискует! Вадим сообразил, что проиграл уже 820 рублей и еще 820 – на кону. То есть, в следующий раз надо будет ставить 1 640 рублей и, если «красное» опять не выпадет, на следующую ставку денег не хватит. Тринадцать раз подряд пластмассовый белый шарик останавливался в черной ячейке. Невероятно! Но мог ведь остановиться и в четырнадцатый. И в пятнадцатый. К шестнадцатому Вадим отношения уже бы не имел.

Вокруг что-то подсчитывали на клочках бумаги, нервно курили. Кто-то попросил у Лены выпить. Лена ответила: «Потом!»

Рулетка закрутилась, шарик застучал по пластмассовому корытцу с красными и черными ячейками и остановился в черной. Крупье пригреб стопки фишек с красного поля к себе. «Еще?» – Более мерзкой улыбочки Вадим в жизни своей не видел. «Нет! – неожиданно ответила за него Лена. – Теперь я!»

Вадим, подавленный, растерянный, плохо понимающий, что происходит, тупо молчал.

Лена поставила 10 рублей на дюжину Выиграла. Выпал опять черный цвет, но для Лениной ставки это значения не имело. Лена поставила 20 рублей на цифру 17 (день рождения Машки), 100 рублей на вторую дюжину, 100 рублей на второй столбик. Шарик побежал, запрыгал. Первое, что все увидели, он опять остановился в черной ячейке. «Охх!!» – прокатилось по комнате. Потом кто-то крикнул: «Семнадцать!» – «Ахх!» – будто эхо первого вздоха отразилось от стен и потолка.